Александр Казанцев - Гость из Космоса
Вместе с Нетаевым мы шли обратно к причалу, где катер уже ждал нас. Я приглядывался к своему спутнику. Прежде мне казалось, что моряки обязательно любят штормы, ветры, море… Но вот, оказывается, они могут еще любить берега.
— Или еще Камчатка! Удивительная страна, — продолжал Нетаев. — Там я видел, как зимой среди снега… трава растет. Около горячих ключей! Или взять хотя бы уссурийское побережье. Ну, знаете… Я и в Индии бывал, когда «Сухуми» из Архангельска во Владивосток перегоняли… Представьте, в Уссурийском крае и индийские деревья и наши сосны рядом растут. Даже растения наши — и те дружат. А какие там сейчас города! Вы в Комсомольске не бывали? А возьмите Сахалин! Ох, и богатство! А Владивостокскую бухту знаете? Город весь амфитеатром… и отражается в бухте Золотой Рог!
Я никогда не слышал, чтобы Нетаев, всегда скромный и молчаливый, так увлеченно говорил.
Когда корабль выходил из бухты Гавань, я смотрел на пустынные берега, и мое воображение рисовало красивые многоэтажные отели, а напротив — заводские трубы и причалы с портовыми кранами. Будет все это! Непременно будет!
Горы Холодной Земли удалялись и скоро слились с волнистым горизонтом.
«Георгий Седов», покрыв за одну навигацию свыше полутора десятков тысяч километров, побывав в ряде труднодоступных районов, возвращался в Архангельск.
Моряки вспоминали о доме, о женах и детях. В каютах перебирали чемоданы.
Осенние бури в Баренцевом море — страшные бури.
Корабль давно качало. Полярные моряки, как я уже знал, в таких случаях пользуются близостью льдов. В них можно спрятаться от сильной качки. В Баренцевом море льдов не бывает и укрыться там негде.
Наш корабль сразу, казалось, уменьшился в объеме. Волны поднимались выше капитанского мостика.
Начинался шторм. Дул холодный ветер. Температура резко упала.
Я провел беспокойную ночь. В каютах койки обычно располагают перпендикулярно борту. Тогда боковая качка не сбрасывает с койки. Я же жил в салоне капитана и спал на диване, который не был на это рассчитан. При каждом крене мой диван наклонялся вбок, и я едва удерживался на нем. Приставить стул нечего было и думать. Стулья вместе с чемоданом гуляли по каюте, как хотели. Я устал воевать с ними и махнул на них рукой.
Капитан в мокром брезентовом макинтоше заглянул ко мне и научил, как надо спать в шторм. Лежать можно только на животе, расставив локти и ноги. Я попробовал лечь так, как посоветовал капитан, и почувствовал себя устойчивее.
На стене качался маятник. В необычайном для маятников размахе он медленно отклонялся то в одну сторону, то переходил через вертикальную черту и, почти поднимаясь по стене, откачивался в другую. Он словно принадлежал каким-то необычайно тихоходным часам. Это был прибор, указывающий крен корабля.
Крен был поразительный. Он доходил до сорока пяти градусов.
Утром, измученный, я выбрался на палубу.
Ветер дико свистел. Стоять, не держась за что-нибудь, было нельзя. Я схватился за первые попавшиеся поручни. Они были покрыты льдом. Слой льда лег на все: крыши ларей, стоявших на палубе, реллинги, вентиляционные трубы. Покрыты льдом были и снасти и сами мачты. Наш обледеневший корабль, ежеминутно окачиваемый водой, которая тут же замерзала, тяжело переваливался с боку на бок.
Было очень холодно, я вернулся в каюту, чтобы одеться потеплее.
Выйдя вновь, я заметил толстый трос, тянувшийся над палубой. Раньше я его не замечал. Потом я сообразил, что это антенна, покрывшаяся льдом. Едва я подумал, какая тяжесть висит на проводе, как огромная волна ударила в борт, окатила меня с ног до головы. Пена разбилась о пароходную трубу, что-то звякнуло, по палубе словно стекло рассыпалось.
Взглянув вверх, я увидел, что антенны больше нет… Она порвалась.
Я хорошо знал, что значит радио для корабля. Лишенные антенны, мы, носясь по штормовым волнам, потеряли уши и голос.
Радист Иван Гурьянович, в своем неизменном щегольском кителе, выскочил из радиорубки. Он посмотрел наверх. Его глаза тревожно забегали.
Я прошел за палубную надстройку, чтобы подняться на капитанский мостик.
Ветер ударил, навалился на меня. Я вцепился в протянутый вдоль палубы штормовой канат.
Двигаться можно было только перебирая руками по канату. Я совершенно вымок, пока добирался до трапа, чтобы подняться на мостик. Ступеньки трапа проваливались подо мной. Я чувствовал, что мое тело теряет вес, будто я нахожусь в клети шахты, сорвавшейся вниз.
На мостике капитана не было. На вахте, накрывшись брезентовым плащом, стоял Нетаев.
Было странно, что Бориса Ефимовича не было здесь. В такие минуты он всегда бывал на посту. Неужели он теперь настолько доверяет своему штурману? Невольно вспомнилась первая вахта Нетаева, когда мы с ним пересели на «Георгия Седова». Корабль тогда проходил через льды. Помню, как капитан, взбешенный неловким ударом о льдину, разносил Нетаева и показывал ему, как надо вести корабль.
— Право на борт! Не спите! — кричал он тогда рулевому непривычно сердитым голосом.
Я посмотрел на рулевую рубку. Всех рулевых я знал в лицо. Моряк, стоявший за штурвалом, показался мне незнакомым. Но в следующее мгновение я узнал его.
Это был капитан. Не доверяя никому, он сам стоял вместо рулевого.
Вскоре я понял, чем это было вызвано.
Корабль не слушался руля. Вскидываемый вверх и вниз, ударяемый в борта волнами, теряя ход, когда винт его беспомощно вертелся в воздухе, он очень плохо повиновался рулю. Нужно было особое искусство, чтобы как-нибудь справится с наполовину потерявшим управление судном.
По трапу взбежал радист в мокром кителе и доложил капитану о потере радиосвязи.
— Вот беда-то… — сказал капитан… — Только вы, голубчик, не вздумайте в такую качку на снасти лезть.
— Но ведь нас потеряют! Подумают, что погибли. Вы разрешите, Борис Ефимович… — настаивал радист.
— Нет! Запрещаю! Конечно, там в штабе поволнуются, но я жизнью своих моряков рисковать не буду. Вот выйдем из шторма…
Огорченный радист ушел, широко расставляя ноги, чтобы не упасть.
— Снасти-то обледенели, а мачту раскачивает. Вы только поглядите… — словно оправдываясь, сказал мне капитан. — А нам из этого района нужно полным ходом, ни минуты не задерживаться…
Он пристально смотрел вперед, все время поворачивая колесо штурвала то в одну, то в другую сторону.
Чтобы не мешать капитану, я подошел к Нетаеву. Молодой штурман обменялся со мной быстрым взглядом, указав глазами на рулевую рубку. Никогда в жизни он не нес вахты с таким квалифицированным рулевым, которым не приходилось командовать.
