Кумаран Велупиллаи - Люди зеленого царства
— Кандан и Муруган, — отвечают они.
Затем жрец предлагает отцу невесты Арджунану повторить следующие слова: «Я, Арджунан, сын Кандана, перед лицом матери-земли и небес, перед солнцем и луной, перед всеми богами свидетельствую, что я отдаю свою дочь Джанаки в дом моего шурина Надесана, сына Муругана, как жену его сына Алагесана».
Затем Арджунан кладет оба конца шнура в открытые ладони Надесана и трижды кропит его святой водой. Надесан помещает шнур рядом с Алагесаном. Все это означает, что Джанаки принимается Алагесаном в жены.
Далее жрец передает поднос с брачным ожерельем Раму, дяде жениха по материнской линии, для одобрения. Он благословляет его и передает дяде Палани, который, в свою очередь, передает по кругу старейшинам семей для благословения. Затем поднос с тхали возвращается Арджунану, Надесану и их женам, которые тоже благословляют его.
— А теперь тхали нужно повязать, — дает указание жрец.
— Завяжите хорошенько три узла. Да благословят вас боги! — говорит дядя Палани. Он поворачивается лицом к востоку. Обе его руки подняты над головой и молитвенно сложены. Алагесан берет тхали, повязывает вокруг шеи Джанаки и закрепляет три узла. Джанаки сидит, скромно опустив голову.
— Дядья и другие старшие родственники, украсьте гирляндами молодую пару, — провозглашает дядя Палани.
Пожилые родственники приближаются к возвышению. Они берут с подноса горсть зерен риса, смешанного с шафраном, прикасаются к головам жениха и невесты, их плечам и коленям и затем высыпают рис им на колени. После этого дядья и другие близкие родственники украшают молодоженов гирляндами цветов. Алагесан и Джанаки встают и почтительно кланяются присутствующим. Дядя Палани ведет их ко входу в пандал, где лежит каменная плита.
— Джанаки, поставь свою левую ногу на камень, — дает указание дядя Палани. — Запомни, это — Ахаликаи, несчастная жена мудреца Гаутамы, силой заклятия превращенная в скалу.
Затем он указывает на яркую звезду на небе.
— Теперь взгляни на эту звезду. Это — Арунтхатхи,[13] самая постоянная звезда, украшающая небосклон. Запомни также и это.
Новобрачные возвращаются под навес, чтобы наконец прервать свой пост. Шафер жениха и подружка невесты отгораживают занавеской молодую чету от остальных присутствующих. Алагесан делает неловкие попытки угостить Джанаки фруктами и молоком. Джанаки слишком застенчива, чтобы отвечать тем же.
— Твой парень не ел целый день. Накорми его получше, дорогая, — поддразнивает дядя Мутхиа Джанаки.
В конце церемонии жену и мужа заставляют играть в шутливые игры, например, надо достать щипцы для орехов из горшка с узким горлышком или же попытаться быстро схватить кокосовый орех. В заключение над головами молодых, чтобы защитить их от дурного глаза.[14]
Все это завершается большим пиршеством и сбором «мои».
Алагесан живет в доме невесты три дня. На третий день начинается церемония обливания водой, известная как «танец с шафрановой водой». Невеста и жених вместе с кузенами разделяются на две группы, располагающиеся по обе стороны пандала, и обливают друг друга шафрановой водой. Все кузены участвуют в этой веселой свалке.
Навес разбирается и выбрасывается в реку. Джанаки с мужем направляются теперь в свой новый дом. От родителей Джанаки получает все необходимое из одежды, медные горшки, лампу, циновки, подушки, скребок для очистки кокосовых орехов и другую утварь.
Пожив три дня в своем доме, Джанаки и Алагесан наносят первый визит родителям Джанаки. Такой визит называют «марували» — путь обратно. Во время пребывания здесь шафер жениха и подружка невесты изо всех сил стараются заставить молодых разговаривать друг с другом.
После вкусного угощения и поклонения семейным богам они уходят. Этот путь назад к своему дому называется «тхани вали» — одинокий путь.
Дядя Палани ставит тяжелый поднос на голову Джанаки. Она понимает значение этого ритуала и обращается с просьбой:
— Пожалуйста, дядюшка, не делайте этого. Вы же знаете, что я лучше упаду на дороге, чем позову его на помощь!
— Так надо, дорогая, ничего не поделаешь.
— Мой младший брат, — причитает Панджали со слезами радости и горя одновременно, обращаясь к Алагесану, — ты теперь будешь вместо отца и матери для моей дочурки…
— Заботься о своей жене, — вторит ей Арджунан.
Молодая пара уходит. Алагесан идет далеко впереди Джанаки. Не прошли они еще и мили, как Джанаки устает от тяжелого груза. Она робко зовет:
— Подойди ко мне и возьми поднос. У меня голова раскалывается.
— Разве он такой тяжелый? — спрашивает Алагесан. — Джанаки не смотрит на него. Сказаны первые слова на долгом пути новобрачных по жизни.
Когда приходит смерть
Однажды вечером, когда дядя Палани сидел в своем уголке, размышляя над последними событиями на плантации, он увидел фельдшера, выходящего из комнаты кангани Ситхамбарама. Лекарь был чем-то обеспокоен и опечален. Дядя Палани подошел к нему.
— Садам, дораи.[15] Пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, чтобы вылечить кангани Ситхамбарама, — просит дядя Палани.
— Все доктора на Цейлоне не помогут ему теперь, Палани.
— Пожалуйста, не говорите так, сэр. Он же в моем возрасте. Кроме того, у него имеется еще дочь на выданье.
— Знаю, Палани. Но как можно спасти человека в таком тяжелом положении?
Фельдшер идет дальше своей дорогой. Дядя Палани направляется в комнату кангани Ситхамбарама. Там он видит его дочь Синтхамани. Она сидит с распущенными волосами и горестно причитает:
— Отец, отец! Зачем ты покидаешь меня? Разве ты не знаешь, что ты все для меня в этом мире? Когда тебя не станет, кого же я назову «отец»? Что же мне тогда делать?
Дядя Палани, не в силах вынести эту сцену, входит в комнату. Кангани Ситхамбарам лежит на деревянной кровати. До самых плеч он накрыт одеялом. Под ним его тело почти незаметно. У него совсем измученный вид, лицо осунулось, в глазах несказанное изумление. Он дышит с трудом, дыхание вымученное, неровное… Его жена Ракки сидит на полу, стиснув голову руками. Она все время кашляет, сморкается и вытирает мокрое от слез лицо.
Дядя Палани знает, что приход смерти в дом непохож на длинный зимний сон. Смерть налетает внезапно, как удар грома. Он понимает, что родственники должны быть готовы к тому, чтобы испытать всю меру скорби и горя. Он отводит сына Ситхамбарама в сторону и говорит:
— Арумугам, мне нечего сказать тебе. Ты сам все понимаешь.
— Да, дядя, я понимаю, хотя не могу смириться с этим. Мой отец ведь еще не стар.
