Коре Холт - Состязание. Странствие
Ты знаешь, как лихо вскидывает руки Эванс, выступая перед аудиторией, где большинство составляют женщины? Представляешь себе его широкую улыбку, ослепительнее снегов Антарктиды, низкий чеканный голос, искрящиеся глаза — все то, что делало его виртуозом в сборе средств для этой экспедиции. Женщины не могли устоять против него. Брать его с собой?
Чтобы он стал покорителем полюса и, возвратясь домой, вскружил голову журналистам? Не будучи нелояльным ко мне ни в одном отдельно взятом вопросе, он сумеет оказаться кругом нелояльным. Взять его?
Он постарается ускорить движение к полюсу, все время будет уходить вперед, оглядываясь назад с улыбкой, выражающей подчинение мне, однако напоминающей, что по справедливости я должен быть его подчиненным.
Он спас «Терра Нову». Он выжмет все из этого случая. И по праву: без него качаться бы нашим телам на волнах где-то к югу от Новой Зеландии.
Взять его?
Он сумеет дойти до полюса, и возможно, с ним мы будем первыми, ради этого он выложится весь. Не пощадит своих легких и мышц, лишится зрения от яркого света надо льдами, позволит солнцу расписать пятнами кожу лица, морозу — избороздить ее трещинами, обморозит все конечности. Возможно, умрет на обратном пути.
Но можешь ли ты положиться на это?..
Что я сейчас сказал?..
Он может выжить?..
Он не вор. Он вовсе не собирается украсть у меня славу. Но и не откажется взять все, принадлежащее ему по праву — праву наиболее сильного, отчаянного, опасного, мыслящего быстрее других, пусть даже не глубже других, и пусть ему суждено потерять все, но до тех пор он сумеет выиграть максимум.
Что же до тебя, то ты составил свои планы и будешь следовать им.
Они уже одолели горные склоны. Перед ними простирается плато. Там, впереди — полюс. Палатка поставлена. Люди забрались внутрь. Он просит их выйти.
— Но с тобой, мой друг Эванс, я хотел бы поговорить. Они остаются вдвоем.
В палатке один из них кричит, рвет на себе волосы, падает ничком на спальный мешок и стонет в голос, вскакивает и едва не забывает, что один — капитан английского флота, другой — лейтенант. Всего полметра разделяют их. Оба возбуждены. Оба правы. Драться нельзя. Над ними властвует железный закон. Ударь Эванс — и он будет арестован, когда вернется в Англию, пусть даже вернется покорителем полюса. Но сейчас он не в силах с собой совладать. Брызгая слюной в лицо Скотта, шипя синими губами, тихо говорит:
— У тебя неблаговидные мотивы…
Он знает, куда целить, и попадает в яблочко. У Скотта теперь двоякий выбор. Побеседовать с человеком. Медленно разъяснить военную обстановку. Предложить подчиненному обсудить вопрос. Приводить свои аргументы, выслушивать ответные, признать собственное несовершенство, откровенно изложить все свои мотивы и закончить ссылкой на бесспорный факт: «Я твой командир. Мой долг — принять решение. Решение принято».
Либо так, либо оборвать разговор коротким: «Попрошу тебя выйти из палатки».
Один сидит понурившись на спальном мешке.
Другой — не знает что сказать.
Кончается тем, что Эдвард Эванс пожимает руку Скотта. Поднимается и выходит из палатки.
На другой день те, кто не пойдет на полюс, отправляются в обратный путь. Прощание окрашено грустью. У всех свои предчувствия. Никто ни словом не выдает своих тревог. Еще с полчаса возвращающиеся помогают тянуть сани, затем приходит пора рукопожатий и добрых пожеланий. Эдвард Эванс — последний, с кем прощается Скотт. Они стоят в сторонке от остальных. Над полярным краем ясное небо.
Скотт:
— Я всегда восхищался тобой, дорогой Эванс. Эванс:
— Сэр. Англии не найти лучшего офицера. И они расстаются.
Но Эванс не простил и не забыл горечи разочарования.
Он намерен достигнуть базы в рекордно короткий срок. Когда их обволакивает туман, он не разбивает лагерь, а заставляет людей продолжать движение. Скоро они сбиваются с курса. Он заводит их в немыслимо трудную местность. Трещина за трещиной, здесь и палатку-то негде поставить. Сделаешь лишний шаг в сторону — и ухнешь в провал. В этот момент, когда все висит на волоске, как это было на «Терра Нове», он один карабкается дальше, убеждается, что трещины не такие уж глубокие и не слишком крутые, они скорее напоминают замерзшие покатые волны. Одолевает один гребень волны за другим, висит на руках над провалами, его товарищи остались позади, упади он теперь — это будет его последнее падение.
Ему удается найти проход.
Он опускается на колени и плачет.
Он весь разбит, обессилен. Его лишили победы, он проклинает Скотта, лезет обратно по собственным следам, не показывает вида, что проиграл, — нет, он тот, кто больше любого другого заслуживал право быть победителем. Проводит своих товарищей через трещины, мимо провалов на прочный лед.
Однако на пути к базе он заболевает цингой. Теряет зубы. Истекает кровью. Временами теряет голову, выскакивает из палатки и кричит, что должен вернуться к Скотту, который движется к полюсу. Приходится силой затаскивать его обратно в палатку. Его укладывают в спальный мешок, один из участников группы уходит на лыжах вперед, отыскивает базу в проливе Мак-Мёрдо и приводит врача, доктора Аткинсона. Жизнь Эванса спасена.
А далеко на юге пять человек идут к полюсу. Руководитель отряда необычно скуп на слова. Время от времени поглядывает на Уилсона и вяло улыбается, как бы извиняясь за что-то, о чем не решается сказать. Один буран сменяется другим. Каждую неделю они теряют часы и дни.
Ночью почти не спят.
В эту пору, когда нагрузка возросла, а силы Скотта уже не те, что были на старте в проливе Мак-Мёрдо, нам слышны в его дневниковых записях более теплые, задушевные интонации. Он вырастает с ростом опасности. В предчувствии гибели находит гордые слова.
Наконец на самом плато выдается несколько дней хорошей погоды и они быстро продвигаются на юг. Место, откуда Шеклтон был вынужден повернуть назад, пройдено. Рельеф несложный. Лыжи идут хорошо. Завтра или послезавтра полюс будет взят.
Никто из них не страдает снежной слепотой.
Но самое острое зрение у Бауэрса.
— Сэр?.. — говорит он, указывая на что-то впереди.
Амундсен VII
Бьоланд спускается первым. Пологий склон, хорошая погода, легкая мгла, температура всего около минус двадцати, дует слабый норд-вест. Собаки тянут еще не совсем согласованно, но с каждым часом бегут все быстрее. Скорость такая, что никакой направляющий не нужен. Амундсен замыкает на лыжах, с трудом поспевая за остальными. Бьоланд никак не может избавиться от привычки забирать чуть вправо. Они наблюдают, как он старается исправить курс. Еле заметно поворачивает собачьи морды и кончики лыж влево, чтобы не уводили его в сторону. Но уже через несколько минут ему кричат сзади:
