Вадим Бурлак - Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания
Сотни людей слонялись по огромному залу аэропорта, толкали друг друга, задевали сумками и пакетами. При этом извинялись все по-английски, ругались — каждый на своем языке…
«Учитесь отдыхать!
Тот, кто не умеет правильно отдыхать, не умеет правильно работать и жить.
Обращайтесь к нам. Мы всегда будем рады организовать ваш отдых — и рядом, и за тысячи миль от Нью-Йорка».
«Ткань «кевлар» выручит в самую трудную минуту! Нож и пуля отступают перед ней. Она прочная, как сталь, и легкая, как хлопок.
Плащи, рубашки, пальто, куртки из «кевлара» необходимы каждому и днем, и ночью».
«Не прозевай опасность!»
Внимание: СПИД! Будьте осторожны: СПИД! Тревожные предупреждения американских газет 1987 года. Тревога в обращениях врачей, ученых, общественных деятелей. Каждый день она звучит по телевидению и радио.
Главный хирург США в те времена утверждал: «Синдром приобретенного иммунодефицита не передается через одежду и пищу. Так что без паники!
Не бойтесь посещать кафе, рестораны, театры, кино. Если даже вирусы попадут в еду — под воздействием желудочного сока они погибнут. Возбудитель СПИДа не может существовать вне организма.
Если не употреблять наркотики и не ударяться в разгульную жизнь, гарантирую: трагедия обойдет вас стороной. Но тем не менее соблюдайте осторожность!
Береженого Бог бережет!»
За последние годы специалисты изучили многие американские семьи, в которых есть больные СПИДом. Все члены этих семей пользовались одной посудой, одними предметами быта, и вирус при этом не передавался.
«Чума XX века! Кара Господня! Болезнь — расплата!». Она не признает государственных границ, расовых и социальных различий. Быстрое распространение возбудителя СПИДа создает угрозу всему населению земного шара.
Некоторые американские ученые считали, что в 1987 году зараженных возбудителем СПИД в США уже полтора миллиона, а заболевших — около двухсот тысяч. И нет пока средств профилактики и терапии.
Для каждого исторического этапа развития человечества характерны свои социальные, бытовые, культурные черты. Каждому историческому этапу сопутствуют свои заболевания.
Меняется образ жизни — уходят в прошлое одни болезни. Появляются другие, новые, неведомые человеку.
Во все времена информация об эпидемиях, катастрофах, трагедиях приобретала нелепые формы. Если поверить не официальным сообщениям, а слухам о Нью-Йорке, которые мне передавали в Москве в 1987 году и Франкфурте-на-Майне, я должен был бы увидеть вымирающий город. Воображение рисовало картины из фильмов ужасов…
Пустой аэропорт. Улицы, заваленные мусором. Город без электричества. Редкие, испуганные прохожие. Гробы на катафалках. Скорбь. Отчаяние…
Страшная картина достойна фильмов ужасов.
Но Нью-Йорк жил своей прежней жизнью. Заливался электрическим огнем. В аэропорту звучала тысячеголосая разноязычная речь. И автомобили развозили гостей во все уголки вечернего мегаполиса.
И все же знакомый полицейский в мой первый же день прибытия в Нью-Йорк серьезно предупредил: «Не прозевай сигнал опасности! В Нью-Йорке орудуют банды носителей СПИДа. Отчаявшиеся. Озлобленные. Они специально заражают людей. Так что будь осторожен!»
«Вы не “Мстители джунглей“, а трусливые трепачи. Забываете уговор. Эта стена и сквер были и остаются нашими. А если у вас короткая память, мы можем ее освежить. Приходите в четверг, после школы, потолкуем.
“Шерифы”».
Нью-Йорк. Год 1987-й
…Вчерашний вечер закончился жесткой фразой:
— Нет. Нет таких… И снова меня ждет неприятный день. Не знаю, верить
ли снам? И все же сон — видоизмененный прообраз прошедших или будущих переживаний…
Снилась херсонская степь.
Раненый волк полз ко мне. И пасть его в красной пене открывалась все больше и больше. И не было сил снова поднять ружье.
Вот-вот он дотянется до меня. А я смотрел завороженно в его глаза и не мог пошевелиться…
Проснулся.
Номер нью-йоркского Вашингтон-сквер отеля. Десять лет назад мы с Джейн останавливались здесь. Может быть, даже в этом номере?
Сердце настойчиво выстукивало: быть беде, быть беде…
Почему так тревожно? Неужели из-за какого-то дурацкого сновидения?
Я вдруг почувствовал, что все дальше удаляюсь от своего созвездия, под которым родился, созвездия удачи. Все дальше и дальше…
Прощай, мое созвездие. Прощай, моя удача. Еще один телефонный звонок, еще один адрес… Здесь когда-то жила она. Здесь жили ее друзья…
— Нет таких. Нет… нет… нет… Но где-то же она есть?!
Прощай, мое созвездие. Прощай, моя удача.
Опять тревога
В районе Куинз — переполох.
Пробки на дорогах. Полицейские сирены. Недоуменные водители разводили руками и спрашивали друг друга:
— Что случилось?
— Автокатастрофа?
— Пожар?
— Убийство?
— Опять в Нью-Йорке трагедия?
Полицейские спешно устанавливали знаки запрета движения.
Суетились люди в белых и желтых спецодеждах. Даже издали я заметил у многих счетчики Гейгера.
— Учебная тревога или что-то посерьезней произошло в Нью-Йорке?
Полицейский пожал плечами и демонстративно отвернулся.
А вечером по телевидению — сообщение: «В Куинз на химическом предприятии компании “Рейдиум кемикл” скопились большие запасы радия. Зафиксирована утечка радиации. Ее уровень за территорией предприятия в 40 раз превышает официально установленную в США норму…»
А неподалеку в сквере сентябрь задумчиво срывал листья клена. И будто никак не мог ответить на давний вопрос: любит — не любит? Любит — не любит?
«…Не садитесь в пустые вагоны метро.
На платформе занимайте позицию, чтобы вас видел дежурный. Прячьте кошельки. Не смотрите в глаза попутчикам. Не подходите к ним близко…»
«Сколько дорог должен каждый пройти?»
Память может через много лет воскресить прошедшие испытания и наслаждения. Но от этого испытание не станет реальным, не повторится, как воспоминание о пережитом счастье, не возвратит счастье.
Говорят, память безжалостна. А может, мы сами безжалостны? Безжалостны и несправедливы к памяти…
Как давно я слышал эти слова: «Ты снова мчишься открывать все тайны Земли, но не можешь открыть до конца тайну даже одного человека…»
Наверное, Джейн права.
«Даже любовь мы можем по-настоящему увидеть и оценить лишь с вершины своей памяти…»
Кто? Кто и когда сказал это?
Джейн! Ее слова…
У каждого память состоит из миллионов струн — старых, новых, звонких, едва слышных.
Есть струны, которых никто никогда уже не коснется. Есть, на которых играют часто. Коснешься такой одной — зазвенит. Ей отзовется другая, третья. И выплывет из памяти целая мелодия жизни…
Однажды в Нью-Йорке мы с Джейн приехали в гости к ее знакомым в Гринвич-Виллидж. На лужайке возле дома была устроена вечеринка. Хозяйка принесла гитару и попросила Джейн спеть.
Джейн кивнула в ответ и взяла старую, сделанную в СССР, гитару. Запела сразу, еще не коснувшись пальцами струн:
Сколько дорог должен каждый пройти,
чтоб стать человеком он смог?
Сколько морей облетит на пути
к родным берегам голубок?
Сколько снарядов на воздух взлетит,
пока войнам кончится срок?
Ответ на вопрос
мне ветер принес,
мне ветер на крыльях принес…
Я не сразу узнал эту известную песню Боба Дилана. Джейн исполняла ее как-то по-своему, немного медленней, задушевней, печальнее, чем обычно…
…Сколько мы можем глаза закрывать
на то, что творится вокруг?
Ответ на вопрос
мне ветер принес,
мне ветер на крыльях принес…
Теперь казалось, что Джейн уже не поет, а рассказывает под аккомпанемент гитары ей одной известную, печальную и тревожную историю… О прошлом? О будущем? О неотвратимом?
…Сколько смертей увидать надо нам,
чтоб крикнуть: «Довольно смертей!»?
Ответ на вопрос
мне ветер принес,
мне ветер на крыльях принес…
Таксист
— «К чему искать земли, что освещает иное солнце? Разве изгнанник сможет убежать от себя?» Как больно и верно сказал Гораций.
Я удивленно взглянул на таксиста.
— Вы говорите по-русски?
— А, по-вашему, я должен забыть его через шесть лет? Или…
Таксист поправил фуражку и с укором посмотрел на меня в отражении зеркальца.
— Чувствую, давно не были в Нью-Йорке. Или я не прав?
— Как вы догадались, что я из России и давно не был здесь?
