Александра Давид-Неэль - Тайные учения Тибета (сборник)
Глава VI
Духовный спорт. — Бегуны лунг-гом-па. — Как можно согреваться без огня среди снегов. — Передача вестей по воздуху.
Под общим названием лунг-гом тибетцы соединяют многочисленные упражнения, преследующие различные цели: одни — духовные достижения, другие — физические. Упражнения эти комбинируют концентрацию мысли с разнообразной дыхательной гимнастикой. Но название лунг-гом применяется преимущественно для обозначения особого вида полудуховной-полуфизической тренировки, развивающей сверхнормальную скорость и легкость движений. Звания лунг-гом-па удостаивается атлет, способный пробегать с необыкновенной быстротой большие дистанции, нигде не отдыхая и ничем не подкрепляясь в пути.
Тибетцы любят рассказывать о лунг-гом-па, и во многих древних преданиях можно найти примеры сверхъестественно быстрых пешеходных путешествий.
В автобиографии Миларепы мы читаем о жившем у его учителя черной магии монахе, бегавшем быстрее лошади. Сам Миларепа гордился, что после соответствующей тренировки ему удалось совершить за несколько дней переход, обычно продолжавшийся больше месяца. По словам Миларепы, в основе этой необыкновенной способности лежит «умелое регулирование внутреннего воздуха».
Следует отметить — для подвигов лунг-гом-па нужна скорее необычная выносливость, чем быстрота хода в течение определенного отрезка времени. Задача состоит не в пробеге с максимальной скоростью дистанции в 12–15 км, как в наших спортивных состязаниях, но, как уже говорилось выше, в безостановочных переходах в несколько сот километров ровным, необычайно быстрым шагом.
Дополнительно к полученным понаслышке сведениям о методах тренировки лунг-гом-па мне довелось видеть несколько лунг-гом-па в действии. Очевидно, хотя большинство монахов и выполняют упражнения системы лунг-гом-па, все же очень немногие из них достигают желаемых результатов, и настоящие лунг-гом-па встречаются очень редко.
Моя первая встреча с одним лунг-гом-па произошла в пустыне трав на севере Тибета.
На склоне дня мы медленно ехали по обширному плато. Наши лошади шли шагом. Вдруг далеко впереди, немного левее тропы, я заметила крошечное черное пятнышко, при рассмотрении в бинокль оказавшееся человеком. Меня это очень удивило: в этом крае трудно кого-нибудь встретить. За десять дней мы не встретили ни одного человеческого существа. Кроме того, одинокие пешеходы никогда не отваживаются странствовать по необъятным тибетским пустыням. Что же это за человек?
Один из слуг высказал предположение — путник, должно быть, отстал от купеческого каравана, спасаясь от напавших на него разбойников, и теперь заблудился в пустыне.
Это было правдоподобно. Если дело действительно обстояло так, мы захватим беглеца с собой и довезем его по пути до стойбища пастухов или куда он попросит.
Продолжая смотреть в бинокль, я заметила, что человек передвигался удивительно быстро и какой-то очень странной поступью. Хотя вначале мои слуги могли различить невооруженным глазом только двигающуюся в траве черную точку, очень быстро они тоже увидели, с какой необычайной скоростью эта точка перемещалась. Я передала им бинокль. Один из них, посмотрев в него в течение нескольких минут, пробормотал: «Лама лунг-гом-па чиг да» (по-видимому, это лама лунг-гом-па)!
Слова «лунг-гом-па» сразу пробудили во мне любопытство. До сих пор мне еще никогда не удавалось увидеть настоящего лунг-гом-па, совершающего один из невероятных переходов, о которых столько рассказывают в Тибете. Неужели мне так повезло?
Человек приближался и становился все заметнее — так быстро он шел. Что мне следует предпринять, если это действительно лунг-гом-па? Мне хотелось рассмотреть его поближе, поговорить с ним, расспросить и даже сфотографировать… Желаний у меня было много. Но стоило мне только об этом заикнуться, как слуга, первый узнавший в путнике лунг-гом-па, воскликнул:
— Почтенная госпожа, вы не остановите ламу и не заговорите с ним! Ведь он умрет от этого. Этим ламам нельзя прерывать медитацию во время ходьбы. Если лама перестанет повторять магические формулы, вселившееся в него божество ускользает и, выходя раньше положенного срока, так сильно сотрясает тело ламы, что убивает его.
Предостережением, выраженным в подобной форме, пренебрегать не следовало, хотя по содержанию оно и казалось абсурдным. Из того, что мне было известно о явлении лунг-гом, я могла предположить, что человек этот шел в состоянии транса. Значит, вполне вероятно, что если внезапно и насильственно вывести его из этого своеобразного состояния, то он хотя и не умрет, но испытает мучительный нервный шок. В какой степени такое потрясение окажется опасным для его жизни — мне было неизвестно. Я не хотела делать ламу объектом эксперимента, быть может жестокого, поскольку последствий я не могла предугадать. Удовлетворить любопытство мне помешала и другая причина.
Тибетцы признали и приняли меня в свою среду в качестве женщины-ламы. Им было известно, что я исповедую буддизм, но они не могли уловить разницы между буддизмом ламаистов и моим чисто философским пониманием буддизма. Итак, если я желала и впредь пользоваться уважением и доверием, гарантируемыми мне монашеским облачением (я имела законное право на ношение монашеского одеяния; я никогда не позволила бы себе воспользоваться им для маскарада), приходилось соблюдать тибетские обычаи, и особенно строго — обычаи религиозные.
Необходимость этого создавала серьезные препятствия для проведения некоторых научных исследований, но этой ценой я платила за проникновение в область еще более ревниво охраняемую, чем территория самого Тибета.
Теперь я снова вынуждена была отказаться от научного анализа явлений и ограничиться простым наблюдением удивительного путешественника.
Последний подошел к нам совсем близко. Уже можно было отчетливо различить его бесстрастное лицо с широко раскрытыми глазами, устремленными ввысь на какую-то точку в пространстве. Нельзя было сказать, что лама бежал: казалось, будто при каждом шаге он взмывал в воздух и двигался скачками, как упругий мяч. На нем было обычное монашеское облачение и тога — и то и другое порядком потрепанное. Левой рукой, наполовину скрытой тканью одежды, он держался за складки тоги, в правой был зажат ритуальный кинжал пурба. Монах на ходу слегка заносил вперед правую руку с кинжалом, ритмически соразмеряя шаг, и казалось, будто он острием высоко поднятого ножа на самом деле касался земли и опирался на кинжал, как на тросточку.
Слуги сошли с лошадей и, когда лама проходил мимо, распростерлись на земле лицом вниз. Но он не остановился и, очевидно, совсем нас не заметил.
