Йоханн Висс - Швейцарский Робинзон
Все грязные работы и обработку дурно пахнущих объектов, например, дубление или изготовление свечей из сала, проделывались на Китовом острове. Мастерские размещались в одном углублении скалы и были хорошо защищены от ненастья. На Лесном бугре раскинулась регулярная плантация хлопчатника, а тамошнее Рисовое болото превратилось в настоящее рисовое поле, отплатившее нам за наши старания великолепными урожаями.
Не забывали мы и Хоэнтвил. Каперсы оттуда перекладывались перцами, заливались уксусом и оставлялись для зимнего употребления. Здесь же вскоре после окончания сезона дождей всегда распускались листья чайных кустов, да в таком изобилии, что мы усердно общипывали их, собирали, высушивали и хранили в герметичной посуде. Непосредственно же перед сезоном дождей мы постоянно принимались за заготовку спелого сахарного тростника и сорго.[77] От Хоэнтвила временами делались вылазки к теснине, чтобы проверить, не поломали ли слоны или другие опасные звери тамошние ограждения и не попал ли какой-нибудь зверь в наши силки и волчьи ямы.
Домашние животные — и пернатые и четвероногие — находятся сейчас в прекрасном состоянии и сильно расплодились. В особенности это относится к голубям и курам, причем численность последних, облагороженных с помощью замечательных местных пород, разрослась до такой степени, что удовлетворила бы потребности целого государства. Наш обед никогда не обходился без вкусно зажаренного цыпленка или голубя, а нашему постоянному запасу яиц мог бы позавидовать иной владелец поместья. Из всех ежегодно рождаемых телят мы оставили и выкормили только двух — одного мужественного быка, обладающего огромной силой, и одну красивую веселую дойную корову. В соответствии с мастью ее назвали Белянкой, а быка из-за его ревущего голоса — Ревушкой. Оба животных, естественно, были приучены и к верховой езде, и к ходу в упряжке с грузом точно так же, как и оба малыша — Стрелка и Белка, которыми нас одарила бодрая квагга. Естественно, свиньи так сильно размножились, что мы вынуждены были отселить старых особей с побережья в глубь острова, в его степную часть. Соответственно, во много раз увеличилось, ко всеобщей радости, поголовье прочего мелкого скота. Пища у нас, таким образом, была самая разнообразная — кроме овощей и фруктов, мясо откормленных домашних животных и дичи.
Части скота мы позволили уйти на природу, где они вперемежку с газелями частенько встречаются во время наших выходов на охоту. С большим рвением и любовью мы ухаживаем за нежными изящными антилопами на Акульем острове. Вот только они медленно размножаются. Недавно мы перевели одну пару в заросший кустарником двор перед Скальным домом, с тем чтобы иметь возможность любоваться их обликом и забавными прыжками. У ловкого шакала Поспешилки в свое время был оставлен только один отпрыск. Жак назвал его Коко. Это короткая и звучная, слышимая на большом расстоянии кличка. Она рождает ответное эхо в лесах и среди скал.
После экскурса в прошлое и общего описания я наконец снова продолжаю мой прежде начатый рассказ.
Я уже упоминал, что мои сыновья, получившие полную свободу передвижения, почти полностью вышли из-под отцовской опеки. В общем и целом такое положение меня устраивало. Они уже не были детьми, и самостоятельность в поведении им не помешает. Кто знает, как еще сложится наша жизнь!
Вот так однажды Фриц уже с утра исчез из Скального дома. Мы только к вечеру заметили отсутствие каяка, подумали, что он выехал, вероятно, на прогулку в море. Отправились к Сторожевой будке на Акульем острове, чтобы определить местонахождение нашего беглеца, подняли весело затрепетавший на ветру флаг и зарядили сторожевую пушку для салюта. Сначала мы ничего не видели. Наконец различили маленькую черную точку на освещенной солнцем поверхности моря. Еще несколько минут, и мы могли через подзорную трубу распознать нашего господина гренландца в каяке. Он равномерно загребал веслом по морской зеркальной глади и приближался к побережью Скального дома, почему-то медленнее, чем я ожидал.
— Номер один, огонь! — скомандовал теперь Эрнст, исполнявший роль дежурного офицера, и Жак выстрелил. Затем все мы прокричали бодрое «ура!» и быстренько спустились с вершины к берегу, чтобы по возможности на лодке опередить Фрица и встретить его на суше рядом с домом.
Едва он достиг бухты Спасения, как я сразу увидел, что мешало ему быстро продвигаться вперед: рядом с каяком плыла тяжелая, привязанная к борту добыча. Кроме того, каяк вел на буксире по воде еще и довольно увесистый мешок, тоже тормозивший продвижение лодки.
— Добро пожаловать, Фриц! Добро пожаловать! — кричал я. — Из каких заморских стран изволили прибыть? Видно, добыча досталась хорошая, гружен как ломовая лошадь. Куда забросила тебя судьбина? Ладно, ладно, не отвечай! Главное, возвратился целым и невредимым.
— Да, — ответил Фриц, — чувствую себя отлично. Во всяком случае, приехал с добычей и новостью, которая вас, несомненно, заинтересует.
Едва лодка Фрица коснулась берега, как три брата вытянули ее вместе с гребцом на берег и дотянули с ликующими возгласами до дома, а потом сразу же на носилках принесли туда же бесформенную, похожую на надутую жабу тушу морского зверя и мешок, наполненный большими плоскими и тяжелыми моллюсками. Затем все уселись вокруг Фрица и стали с нетерпением ждать рассказа о его путешествии. Долго упрашивать добытчика не пришлось. Ему и самому не терпелось поведать обо всем случившемся.
— Дорогой отец, надеюсь, ты не сердишься на меня за то, — начал он, — что я уехал не попрощавшись, — уж очень захотелось осмотреть места по ту сторону утесов, где я добыл моржа. Боясь, что ты не позволишь мне совершить такую прогулку одному, я решил действовать на свой страх и риск и отправиться туда тайком. А потом уж как-нибудь искупить свою вину. Конечно, я загрузил лодку, как полагается, съестными продуктами, питьевой водой, боеприпасами, снастями для лова и стал ждать ближайшего благоприятного случая. И дождался. Сегодня выдалось такое прекрасное утро, а море было так спокойно! Когда вы занимались своими делами в пещере, я потихоньку вышел, взял топорик и орла, сел в каяк и отдался на волю Шакальего ручья, который не замедлил унести меня в морские дали. По компасу я внимательно следил за курсом, чтобы потом найти обратный путь.
Проплывая мимо взорванного корабля, я рассмотрел на дне, поскольку вода была чистейшая, множество пушек более крупного калибра, чем наши, ядра, металлические штанги. Жаль, нет возможности поднять все это, пригодились бы!
Потом я резко повернул наискосок в западном направлении — снова в сторону побережья, между скалами какого-то разрушенного предгорья, каменная порода там образовала причудливые формирования, где-то возвышавшиеся над водой, где-то громоздившиеся под ней. В самых недоступных местах пронзительно галдели стаи морских птиц, вероятно, высиживавших птенцов.
На более пологих склонах, греясь на солнце, кричали, пищали, фырчали, ревели кто во что горазд крупные морские звери. Лежали они группами — морские львы, морские котики и морские слоны, неподалеку резвились киты.
Признаюсь, стало немного не по себе при виде таких гигантов. Поэтому я старался пробраться мимо утесов так, чтобы не вступать в контакт со всей этой живностью. Лишь часа через полтора я почувствовал себя в полной безопасности. В этот момент великолепные каменные сводчатые ворота в готическом стиле, естественное творение природы, были открыты. Они напоминали опорную арку огромнейшего моста, а сама скала с другой стороны уходила далеко в море.
Я с большой осторожностью проплыл через ворота, благополучно миновав высокую каменную арку, и оказался в заливе с низким берегом, за которым начиналась почти необозримая степь. Слева ее замыкало нагромождение скал, а справа — спокойное течение орошающей эту степь реки. За рекой, похоже, простиралось большое заболоченное пространство. И наконец, совсем вдали виднелись мощные кедровые деревья.
Я двигался вдоль живописного побережья и рассмотрел в глубине вод на каменистом грунте обширные россыпи довольно крупных моллюсков, похожих на обычные устрицы. На вид они казались более жирными и питательными, нежели маленькие устрицы в бухте Спасения. Чтобы убедиться в этом, я подхватил багром несколько экземпляров, сложил в сетчатый мешок, выбросил на берег, не вылезая из каяка, и поплыл обратно за новыми; хотелось привезти лакомство в Скальный дом, поэтому ради сохранности я сложил добычу в обычный заплечный мешок и потащил по воде за кормой лодки. Когда я снова возвратился к прежнему месту на берегу и осмотрел моллюсков на суше, то оказалось, что все они на жгучем солнцепеке подохли и полностью раскрылись… пропало всякое желание их пробовать. Однако любопытство все-таки взяло верх… я начал резать ножом моллюсков, но мясо оказалось жестким, я даже засомневался, пригодны, ли они вообще к употреблению, даже после варки. Кроме того, лезвие ножа все время натыкалось на что-то твердое как камень; наконец я кончиком ножа вытащил несколько горошин — крупных и небольших — словно выточенных из перламутра. Блестящие горошины размещались между мясистой массой и крышкой раковины. Один шарик оказался даже величиной почти с орех. Я сложил перламутровые камешки в бамбуковую коробочку. Отец, посмотри, это настоящие жемчужины?
