Сесил Форестер - Хорнблауэр и «Атропа»
— Стой.
Так-то лучше. Эти сетки предназначены не для адмиральского смотра, а для того, чтоб отразить нападение.
— Спасибо, мистер Джонс.
Хорнблауэр говорил слегка рассеянно — он смотрел не на Джонса, а вдаль. Джонс машинально посмотрел туда же.
— Господи! — выдохнул он.
Большой корабль огибал мыс Ред Клиф. Остальные тоже заметили его. Послышались восклицания.
— Молчать!
Большой корабль, аляповато раскрашенный в алый и желтый цвета, вступил в залив под марселем. На его грот-мачте развевался брейд-вымпел, на флагштоке — знамя Пророка. Это была огромная, неуклюжая, невероятно старомодная посудина, непропорционально широкая, с двумя рядами пушек, расположенными неестественно высоко над водой. Бушприт был задран гораздо круче, чем принято было в то время в европейских флотах. Но первое, что бросалось в глаза — это латинское вооружение бизань-мачты. Последнюю латинскую бизань в королевском флоте заменили квадратным крюйселем более тридцати лет назад. Когда Хорнблауэр в первый раз увидел в подзорную трубу треугольник бизани рядом с двумя квадратными марселями, он безошибочно определил национальную принадлежность судна. Оно походило на старинную гравюру. Если б не флаг, оно с легкостью могло бы занять место в кильватерной колонне Дрейка или Ван Тромпа. Вероятно, это один из последних в мире маленьких линейных кораблей, чье место ныне заняли величавые семидесятичетырехпушечные суда. Да маленькое, да, неуклюжее, но ему довольно одного бортового залпа, чтоб разнести в щепки крохотную «Атропу».
— Это — брейд-вымпел, мистер Джонс, — сказал Хорнблауэр. — Поприветствуйте его.
Говорил он краем рта, поскольку, не отрываясь, смотрел в подзорную трубу на турецкое судно. Пушечные порты были открыты, на низком полубаке суетились похожие на муравьев человечки, готовясь к отдаче якоря. Вообще, людей на корабле было невероятное множество. Когда убирали паруса, они побежали и по наклонному рею бизани. Хорнблауэр не думал, что ему когда-нибудь доведется такое увидеть, тем более, что на матросах, перегнувшихся через рей, были длинные белые рубахи, вроде платьев, и рубахи эти с силой хлопали на ветру.
Резко громыхнула носовая девятифунтовка — кто-то из подносчиков пороха сбегал за однофунтовыми зарядами для салюта. Над бортом турецкого корабля появился клуб дыма, затем послышался звук выстрела — турки отвечали на приветствие. Грот-марсель был взят на гитовы за середину — тоже странное зрелище в этих обстоятельствах. Большой корабль медленно входил в залив.
— Мистер Тернер! Пожалуйста, подойдите ко мне. Вам придется переводить. Мистер Джонс, я попрошу вас поставить матросов к шпилю. Приготовьтесь выбирать шпринг, если понадобится направить пушки на это судно. Турецкий корабль приближался.
— Окликните его, — сказал Хорнблауэр Тернеру. Тернер крикнул, с большого корабля что-то крикнули в ответ.
— Это «Меджиди», сэр, — доложил Тернер. — Я видел его прежде.
— Скажите им, чтоб держались на расстоянии. Тернер крикнул в рупор, но «Меджиди» по-прежнему приближался.
— Скажите им, чтоб держались на расстоянии. Мистер Джонс! Выбирайте шпринг. Приготовиться у пушек!
«Меджиди» подходил все ближе и ближе. «Атропа» поворачивалась, направляя на него пушки. Хорнблауэр схватил рупор.
— Не приближайтесь, не то открою огонь! «Меджиди» едва уловимо изменил курс и прошел мимо «Атропы», так близко, что Хорнблауэр различил лица стоящих у борта матросов, усатые и бородатые лица, темные, почти шоколадные. Турки круто развернули взятый на гитовы за середину грот-марсель, несколько секунд шли в крутой бейдевинд, потом убрали парус, привели корабль к ветру и бросили якорь в четверти мили от «Атропы». Возбуждение спало, и на Хорнблауэра нахлынула прежняя безысходная тоска. Матросы у пушек, взволнованные увиденным, оживленно гудели — сейчас их замолчать не заставишь.
— К нам направляется лодка с латинским парусом, сэр, — доложил Хоррокс.
Судя по тому, с какой поспешностью лодка отвалила от берега, она ждала лишь прибытия «Меджиди». Хорнблауэр видел, как она прошла под кормой большого корабля. Те, кто был в лодке, обменялись несколькими словами с теми, кто был на корабле, потом лодка резво заскользила к «Атропе». На корме сидел седобородый модир — он что-то крикнул.
— Он хочет подняться на борт, сэр, — доложил Тернер.
— Пусть поднимается, — сказал Хорнблауэр. — Отцепите сетку ровно настолько, чтоб он смог пролезть.
Модир спустился в каюту. Он ничуть не изменился, его худое лицо было по-прежнему бесстрастным, по крайней мере, он не обнаруживал ни малейших признаков торжества. Что ж, он умеет выигрывать, как джентльмен. Хорнблауэр, у которого на руках не осталось ни единого козыря, намеревался показать, что и он умеет проигрывать, как джентльмен.
— Передайте ему мое сожаление, — сказал Хорнблауэр
Тернеру, — что я не могу предложить кофе. Когда корабль подготовлен к бою, на нем нельзя разводить огонь.
Модир жестом показал, что любезно прощает отсутствие кофе. Произошел обмен вежливыми фразами, которые Тернер почти не затруднялся переводить, и наконец модир перешел к делу.
— Он говорит, вали с войском в Мармарисе, — сообщил Тернер. — Он говорит, форты полны людей, и пушки заряжены.
— Скажите ему, что мне это известно.
— Он говорит, что этот корабль — «Меджиди», сэр, на нем пятьдесят шесть пушек и тысяча человек.
— Скажите, что мне известно и это.
Прежде чем пойти дальше, модир погладил бороду.
— Он говорил, вали разгневан, что мы подняли сокровища со дна залива.
— Скажите ему, это британские сокровища.
— Он говорит, они лежат в турецких водах, и все затонувшие корабли принадлежат султану.
В Англии затонувшие корабли принадлежат королю.
— Скажите ему, что султан и король Георг — друзья. На это модир отвечал долго.
— Бесполезно, сэр, — сказал Тернер. — Он говорит, Турция в мире с Францией и потому нейтральна. Он говорит… он говорит, у нас здесь не больше прав, чем если б мы были неаполитанцами.
На Леванте трудно сильнее выразить свое презрение.
— Спросите, видел ли он неаполитанцев с заряженными пушками и горящими запалами.
Хорнблауэр знал, что его игра проиграна, но не собирался бросать карты и отдавать оставшиеся взятки без борьбы, хотя и не видел возможности взять хотя бы одну. Модир снова погладил бороду. Он заговорил. Его бесстрастные глаза смотрели прямо на Хорнблауэра, как бы сквозь него.
— Видимо, он с берега следил за нами в подзорную трубу, — заметил Тернер, — или это рыбачьи лодки шпионили. Во всяком случае, он знает и про золото, и про серебро, сэр. По-моему, сэр, они давно знают про сокровища. Видимо, тайна хранилась не так строго, как полагают в Лондоне.
