Рамиз Алиев - Изнанка белого. Арктика от викингов до папанинцев
«По программе одним пассажирам полагалось слезть с парохода, другим – занять их места и плыть до Москвы. Вышел один из моих сослуживцев по бюро наблюдений. Но лицо его не было счастливым, наоборот, глаза ширились от растерянности. Он мне шепнул:
– Фирин арестован и Пузицкий арестован. Их взяли прямо с парохода рано утром в Темпах.
“Фирин арестован. Невероятно!” – шептал я про себя. Ведь только накануне во всех газетах красовались большие фотографии Когана, Фирина и Жука – начальника строительства, начальника Дмитлага и главного инженера. А Пузицкий был начальником третьего секретного отдела, правой рукой у Фирина…
Но в нашей стране привыкли к самым невероятным событиям и фактам…
В тот вечер в Москве в честь вольнонаёмных строителей Канала в Парке культуры и отдыха был дан на открытой площадке торжественный концерт, выступали знаменитые артисты. Ждали приезда Сталина, других вождей, но они не соизволили приехать. Концерт длился долго, а в стороне прятались “чёрные вороны” – машины, перевозившие заключённых. Из толпы зрителей выхватывали то одного, то другого и втискивали их за дверку страшных машин.
Тогда арестовывали главным образом носителей ромбов, расправлялись с теми, кто имел какое-либо отношение к Ягоде и к его ближайшему окружению. <…> Шептались, что всех арестованных расстреляли в Дмитрове чуть ли не на следующую ночь. Так праздничные торжества слились с ужасом. Каждый думал – хорошо, что не меня. И я тоже так думал» [44].
Возможно, развернувшиеся репрессии были связаны со сменой руководства органов госбезопасности – Ягода был арестован 28 марта 1937 года, когда работы по строительству канала шли к завершению[172]. Примечательно, что жена Ягоды – Ида Авербах – также внесла свой вклад в дело жизни мужа: ей принадлежит авторство монографии «От преступления к труду» (1936), её брат – писатель и критик Леопольд Авербах – был одним из трёх редакторов-составителей книги о Беломорканале. Все трое были расстреляны в период большого террора. С арестом Ягоды исчезла из общественного внимания и тема перевоспитания «лагерников». Подневольный труд широко использовался до середины 1950-х, однако только две масштабные стройки (каналы) были показательным примером «перековки». С окончанием строительства канала Москва – Волга лагерная тема окончательно становится запретной.
По завершении строительства канала Москва – Волга планировалось издание книги, наподобие беломорской. Издание было подготовлено, но отпечатано всего лишь в одном экземпляре – в эпоху большого террора действующие лица менялись слишком быстро, поэтому идея оказалась обречённой на провал [137, c. 346]. Но строительство всё же нашло своё отражение в специальном номере журнала «СССР на стройке», посвящённом каналу (февраль 1938 года). Его готовила к печати жена Ежова[173], преемника Ягоды на посту начальника органов госбезопасности, также вскоре расстрелянного.
Спасибо Николаю Ивановичу Ежову
АСЯ ЛИНСКАЯ, ВАЛЯ МЫЗИНА.
Москва, 272-я школа, 5-й класс «А».
«Дорогой Николай Иванович! Вчера мы прочитали в газетах приговор над сворой право-троцкистских шпионов и убийц. Нам хочется сказать большое пионерское спасибо Вам и всем зорким наркомвнудельцам.
Спасибо, товарищ Ежов, за то, что Вы поймали банду притаившихся фашистов, которые хотели отнять у нас счастливое детство. Спасибо за то, что Вы разгромили и уничтожили эти змеиные гнёзда.
Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас[174]. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам.
Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непримиримыми ко всем врагам трудящихся, как Вы, дорогой товарищ Ежов!»
«Пионерская правда». 14 марта 1938 год.
Рассматривая книги и фильмы о первых лагерных стройках, можно проследить, как менялась самопрезентация карательной системы в попытках осмысления и оправдания своей роли. В конце 1920-х мы видим идеальный образ, картину, которой не было, но которую хотелось иметь в реальности. В дальнейшем изображение лагерной жизни в принципе перестает опираться на действительность. Однако, несмотря на различия, все попытки рефлексии оказались неудачными – любое отражение вскоре признавалось по тем или иным причинам негодным, фильмы ставили на полку, книги изымали и уничтожали.
Золото Колымы
Советский период освоения Севера принято в первую очередь связывать с деятельностью Главного Управления Севморпути. Это ведомство было создано в конце 1932 года, однако ещё за год до этого, 13 ноября 1931 года, постановлением Совета Труда и Обороны был организован Государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы – Дальстрой. На новую организацию возлагались разведка и добыча полезных ископаемых, в первую очередь золота и олова, а также колонизация обширных территорий на северо-востоке страны. Первым директором Дальстроя был назначен чекист Э. П. Берзин (1894–1938). Поначалу территория Дальстроя охватывала Верхнюю Колыму, после неоднократно расширялась, и к 1951 году заняла почти все земли, лежащие к востоку от Лены и к северу от Алдана (что вчетверо превышало территорию Франции). Центром этой империи стал Магадан. Дальстрой был создан поверх административно-территориального деления страны, в обход советских органов власти, и подчинялся непосредственно СТО, а после его ликвидации – НКВД. Деятельность «треста»[175] Дальстрой носила строго секретный характер. Работы, естественно, планировалось выполнять силами заключённых, поэтому уже в апреле 1932 года был создан Севвостлаг, причём, в отличие от других лагерей, он непосредственно не управлялся ГУЛАГ ОГПУ, являясь частью «треста». К 1940 году число заключённых Севвостлага превышало 190 тысяч, в годы войны оно несколько сократилось, затем, вплоть до смерти Сталина, снова росло. Лагеря Дальстроя представляли собой сложную структуру, включавшую к 1951 году более 500 подразделений [119, c. 404]. Всего же через колымские лагеря прошло немногим менее миллиона человек, из них умерло более 120 тысяч[176]. Неудивительно, что до сих пор топонимы Колыма и Магадан у нас прочно ассоциированы с тюрьмами и лагерями, а песню «Ванинский порт» ещё недавно знал каждый школьник.
Особые экспедиции
Дальстрою требовались грузы и рабочая сила, но дороги к приискам на Колыме ещё предстояло построить, и поначалу всё необходимое нужно было доставлять к месту работ вверх по реке. В навигацию 1932 года в восточном секторе Арктики была развёрнута небывалая по масштабам транспортная операция, которая вошла в историю как Особая Северо-Восточная экспедиция Наркомвода. Она должна была доставить в устье Колымы заключённых и вольнонаёмных рабочих, грузы, а также баржи и два буксира. Начальником экспедиции был назначен гидрограф Н. И. Евгенов, бывший офицер Гидрографической экспедиции и руководитель нескольких Карских экспедиций. Кроме Евгенова в экспедиции был ещё один участник похода на «Таймыре» и «Вайгаче» – доктор Л. М. Старокадомский. Экспедиция состояла из 330 человек, кроме них на судах находилось 868 пассажиров. Среди участников экспедиции были и научные сотрудники – ведь шёл Второй Международный полярный год. Флагманом экспедиции был ледорез «Ф. Литке», в состав её входили пароходы «Анадырь», «Сучан», «Север», «Григорий Зиновьев» (уже в пути переименованный в «Красный партизан»), «Микоян», «Урицкий» и шхуна «Темп». До этого транспортные операции в Восточной Арктике, как правило, выполнялись одиночными судами, экспедиций столь серьёзного масштаба ещё не проводилось. Экспедиция готовилась в спешке, из судов её только «Анадырь», «Сучан» и «Север» были построены специально для линии Владивосток – Камчатка; лесовозы «Григорий Зиновьев», «Микоян», «Урицкий» не были предназначены для плавания во льдах, и лишь непосредственно перед рейсом трюмы изнутри укрепили деревянными распорками.
Грузы не были доставлены вовремя во Владивосток, поэтому суда экспедиции вышли с опозданием примерно на две недели, в конце июня – начале июля. На буксире за ледорезом и пароходами шли баржи. Это сильно осложняло продвижение в условиях тяжёлых штормов, и в итоге суда экспедиции рассредоточились. После выхода в Полярное море экспедиция столкнулась с серьёзными трудностями. Ледовая обстановка в навигацию 1932 года в восточном секторе Арктики оказалась необычно тяжёлой. Судам всё же удалось пробиться к устью Колымы, но две баржи пришлось бросить, а часть пассажиров (в основном семьи работников Колымско-Индигирского управления речного транспорта) отправить обратно на встречных судах. Суда экспедиции разгружали на внешнем рейде бухты Амбарчик, не ближе 10–20 километров от берега.[177] Из-за непрерывных штормов, уничтоживших часть плавсредств, удалось разгрузить лишь около половины груза, часть его была утоплена. 21 сентября было принято решение уходить на зимовку в Чаунскую губу. Только лесовозу «Урицкий» не удалось спрятаться в укрытии, и он зазимовал в дрейфующих льдах.
