Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке
В Сешеке пришел один чужеземец для меновой торговли, и один из макалака похитил у него большую часть товара. Когда вор был найден и схвачен, то он признался в краже и сказал, что отдал украденные им вещи одному человеку, который уже скрылся из города. Макололо пришли в ярость от мысли, что из-за такого поступка с чужеземцем пострадает их репутация. Обычное наказание, применяемое ими в таких случаях, заключается в том, что преступника сбрасывают в реку. Но так как это не возместило бы торговцу утраченной им собственности, то они ломали себе голову, как поступить. Дело было передано мне, и я разрешил их затруднение, лично уплатив торговцу за утраченное им, а вору вынес приговор, обязывающий его оплатить эту сумму, работая мотыгой в поле. Этот способ наказания был немедленно введен ими в практику, и теперь ворам всегда выносят приговоры – вырастить такое количество зерна, которые равнялось бы цене украденного. Если женщина баквейнов совершила кражу в огороде другой, то она должна расстаться со своим; ее огород становится собственностью той, которой она причинила ущерб.
В этой части страны у людей не существует общего дня отдыха, за исключением дня, который следует за появлением на небе нового месяца; в этот день люди воздерживаются от работы на полях.
У черных племен, живущих за пределами страны бечуанов, существует любопытный обычай, которого нет у последних. Народы этих племен очень терпеливо выжидают появления нового месяца, и когда после захода солнца они замечают на небе слабые очертания его, то испускают громкий крик: «Куа!» и громкими, пронзительными голосами молятся месяцу. Мои люди, например, кричали в этом случае: «Да будет успешным наше путешествие с белым человеком! Да погибнут наши враги, а дети наке да будут богаты! Пусть у него будет много мяса во время пути!» и т. д.
Несколько оправившись от жестокого приступа лихорадки, все еще продолжавшей мучить меня со времени проезда через Мореми, я приготовился к путешествию вверх по реке, отправив в расположенные впереди нас деревни посыльных для обеспечения нам питания. Мы взяли с собой четыре слоновых бивня, принадлежащих Секелету, чтобы для туземцев стала очевидной разница между ценами на рынке португальцев, до которых мы надеялись доехать, и ценами у белых торговцев на юге. Морьянцане хорошо снабдил нас медом, молоком и мясом.
В этой области только что начались дожди, которые лишь прибили пыль. Пока незаметно было никакого влияния их на количество воды в реке. Несмотря на это, ширина глубокого потока нигде не была меньше 300 ярдов [около 275 м].
Продвижение наше вверх было очень медленным, потому что мы ожидали продовольствия из деревень, расположенных на противоположном берегу. Деревни баньети поставляли нам большое количество ярко-красных стручков, называемых «мосибе». Они растут на большом дереве. Мякоть внутри этих стручков, в которой находятся семена, немного толще красной вафли, и едят именно эту мякоть. Для того чтобы она была вкуснее, к ней нужно добавить меду.
К этим стручкам добавлялось еще большое количество плодов одной разновидности Nux vomica, из которой мы извлекаем сильный яд – стрихнин. Мякоть плода, в которой сидят орешки, является съедобной. Она очень сочная и сладкая, со слегка кисловатым привкусом. Сам плод очень похож на большой желтый апельсин, но кожа его очень твердая, и в ней, так же как и в косточках, содержится много смертельного яда. Эти ядовитые части – очень горького вкуса. Нечаянно проглоченные косточки вызывают сильную боль в желудке, но не причиняют смерти. Чтобы избежать этой неприятной случайности, мякоть высушивают на огне, и тогда она легко освобождается от ядовитых косточек.
Нас снабжали также плодами, называемыми «мобола», которые лучше вышеописанных. У этих плодов довольно большая косточка, а мякоти столько же, сколько у обыкновенного финика; ее сдирают с косточек и сохраняют в мешках, как поступают и с финиками. Мобола – сладкого вкуса, имеет запах земляники, слегка, пожалуй, приторный. Мы везли с собой эти плоды в засушенном виде более 300 миль.
Из всех здешних фруктов самый лучший – «мамошо» (мать утра). Величиной он приблизительно с грецкий орех, и, в противоположность большинству других диких плодов, косточка у него небольшая, не больше, чем у финика. Мясистая часть плода – очень сочная и немного напоминает яблоко, отличаясь от него приятным кисловатым привкусом. Плоды мамошо растут здесь на деревьях, а в пустыне Калахари – на травянистых растениях. Есть несколько других таких же примеров.
По мере того как едешь с юга на север, растения, известные на юге в виде кустов, в более северных местностях принимают вид деревьев; с уменьшением широты постепенно происходит перемена от травянистого растения до кустика, от кустика до куста и от куста до маленьких, а затем и до больших деревьев. Но в отношении мамошо, мобола и ма-ва возникает вопрос, идентичны ли они в форме кустов и в форме деревьев; плоды тех и других близко напоминают друг друга. Вопрос этот возникает потому, что я находил как карликовые растения, так и большие деревья на одной и той же широте; различие существует не только в их величине, но и в том, что они покрываются листьями в разные сезоны.
К описываемому времени берега реки приняли более приятный вид, чем прежде. Хотя еще не выпало достаточно дождя, но многие деревья уже оделись зеленой листвой. Их свежая зелень представляла приятный контраст с темно-зелеными моцоуори или мойела, осыпанными небольшими розовыми сливами величиной с вишню.
Так как воды в реке стало меньше, то быстрины сильно затрудняли наше продвижение. Никогда нельзя допускать, чтобы лодка наскочила бортом на бурную струю; плоскодонный челн может сразу перевернуться, и все, что находится в нем, может погибнуть. Люди замечательно работают веслами и никогда не утрачивают хорошего расположения духа. Без малейшего колебания они прыгают в воду, чтобы челнок не захватило водоворотом или чтобы не разбило о камни. Во многих местах было очень мелко, и для того, чтобы удержать равновесие и не попасть на подводные камни, которые лежали близко к поверхности воды, требовались огромная сила и ловкость. Ближе к середине реки было, конечно, глубже, но лодочники предпочитали держаться ближе к берегу, потому что опасались гиппопотамов.
Река раскинулась здесь более чем на милю [более 1,8 км] в ширину, и вода идет по каменистому дну очень быстро. Очень глубока только средняя полоса реки шириной в 300 ярдов [275 м], и в узких пределах этой средней части идет огромная масса воды, которая, растекаясь в стороны по более обширной поверхности, становится мелкой в быстринах. Имея, однако, в виду, что это было в конце сухого сезона, когда такие реки, как Оранжевая, не содержат в себе и пятой части воды, находящейся в Чобе, нельзя не видеть очевидной разницы между северными и южными реками.
