Жанна Голубицкая - Десять дней в Рио
Он снова прав, этот гурман и умник Фелипе! Пиво чрезвычайно вкусное: густое, терпкое, изысканно-горьковатое — оно даже не похоже на пиво. В моем понимании, такой вкус должен иметь английский эль — но, к сожалению, я никогда в жизни его не пробовала. Морепродукты в специях кариокской кухни тоже имеют совершенно неповторимый вкус, а в сочетании с пивом — это вообще нечто волшебное!
— Божественно! — признаю я.
Впрочем, признавать тут и нечего: при всей своей нелюбви к пиву я вылакала всю литровую кружку и смела добрую половину огромного блюда с моллюсками.
Фелипе смотрит на меня нежно, в его глазах снова пляшут озорные искорки. Наверное, смеется про себя, что в моем лице накормил всю голодную и холодную Россию!
Ну ничего, сеньор, у нас с аппетитом все в порядке!
Что у нас дальше по расписанию?
Дальнейшее я помню смутно. Около полуночи мы оказываемся на песке Леблона, там в самом разгаре бурная пляжная вечеринка в бразильском стиле. Грохочет оркестр, полуголые тела ритмично и очень сексуально извиваются в свете факелов, установленных в бетонных резервуарах, днем изображающих клумбы. Ночной морской воздух смешивается с пряными ароматами — то ли это благовония, то ли рядом курят какую-то траву. Ближайшее к месту действа уличное кафе выкатывает прямо на песок передвижной лоток и выделяет бармена, который в режиме нон-стоп льет в пластиковые стаканчики кашасу, ром и смешивает кайпиринью.
Я не успеваю опомниться, как мы с Фелипе уже отплясываем самбу босиком на еще не остывшем от дневной жары песке.
Четыре простых шага — с правой назад, приставляем ногу, затем с левой… Но главное в этом деле даже не правильные шаги. Важнее всего — не забывать сексуально качать бедрами и вертеть попой! Фелипе объясняет мне суть этих движений очень просто, предварительно извинившись за фривольность сравнения:
— Представь себе, — шепчет мне он, — что ты хорошенькая игривая кошечка, а шаловливый весенний кот пытается пристроиться к тебе сзади. А ты изо всех сил вертишь хвостом, чтобы не позволить ему сделать это. По крайней мере, сразу. Но не потому, что не хочешь этого в принципе, а чисто из кокетства. Но при этом твое поведение и взгляд, напротив, дают ему надежду. Мол, постарайся еще — и ты получишь свой приз, мы сольемся в экстазе! Вот это, если в двух словах, и есть смысл настоящей бразильской самбы.
— Обригадо, дорогой, за столь внятное объяснение! Теперь ты — мой кот! — кричу я сквозь музыку, принимаясь с энтузиазмом изображать возбужденную кошку.
И — самба, самба, самба де Жанейро! Обригадо, всемогущий Кристо Редентор, за эту ночь! Спасибо, Всевышний, что ты закинул меня в этот дивный край!
Правильно Минздрав предупреждал: алкоголь может явиться причиной самых невероятных приключений! А бразильский Минздрав, кстати, предпочитает угрожать импотенцией: на пачках местных сигарет изображен расстроенный мачо, грустно взирающий на свои безжизненные семейные трусы, а над его головой красуется угрожающая надпись, не нуждающаяся в переводе — IMPOTENCIJA!
01.00. Среди ночи, возбужденные полудикарскими плясками на песке, мы берем такси и уезжаем на какой-то совсем уединенный пляж. По-моему, это самый конец пляжа Барра-да-Тижука. Я обнаруживаю себя в самом настоящем бунгало, стоящем на сваях прямо в океане. Фелипе берет меня на руки и кладет на гигантскую кровать «роял-сайз». «И как ее только протащили в это небольшое помещение?» — последнее, что проносится в моей голове, прежде чем я полностью растворяюсь в мужской ласке.
Снимать с меня почти нечего: микроскопические шортики с майкой и символический filo dental — в течение дня он высыхает прямо на мне после каждого купания. Да еще ожерелье с турмалином Параиба. Наверное, это не очень правильно с точки зрения гигиены — целый день ходить в купальнике. Но Рио к этому даже не располагает, он толкает на это! Этот город заставляет чувствовать себя свободной от условностей — и это так прекрасно!
Фелипе, лаская все мое тело, нежно стянул с меня трусики, раздвинул мои ноги и несколько секунд молча любовался открывшимся ему зрелищем. В другое время и в другом месте я просто сгорела бы со стыда, представив себя распластанной в голом виде в неизвестном месте перед едва знакомым мужчиной. Но здесь я чувствовала только, как сок страсти переполняет мое тело. Я хочу этого мужчину — даже не как женщина, почти как животное! Этот самец сумел возбудить меня так, что я превратилась в страстную тигрицу, изнывающую от потребности впустить в себя сильное, всепоглощающее и властное мужское естество. Фелипе припал губами к моему лону, и я почти лишилась сознания. Вокруг все поплыло, и это «все» было наполнено ярчайшими, причудливейшими, совершенно фантастическими красками. Наверное, это и есть краски самой жизни. Феерия плотской любви в высшем ее проявлении, которое одновременно является и низшим. Ибо самое естественное — это самое земное и самое небесное единовременно.
Фелипе — просто бог! Конечно, это мой первый в жизни бразильский мужчина, но едва ли он счастливое исключение из секс-устоев своей нации. Поэтому ответственно заявляю: мужчины-кариоки горят желанием, но при этом умеют властвовать над своим телом, а женское тело знают до мельчайших деталей — не хуже, чем топографию родного Рио! Все, что делал Фелипе со мной в постели, било точно в цель, четко в яблочко! Ни одного лишнего движения, неправильного слова, несвоевременного напора — ничего, что могло бы меня отпугнуть. В мгновения страсти мой любовник думал и говорил телом, а я его понимала. Мое тело, не спрашивая моего согласия, послушно играло с ним само, с готовностью отзываясь на каждое его ласковое прикосновение, на каждый побуждающий жест.
Я ощутила, что для меня вмиг исчезли границы — их будто смыло пьянящей океанской волной. Все то, что почти 30 лет навязывала мне цивилизация, было в секунды сметено цунами по имени Фелипе. Те грани дозволенного, которые мы, порой подсознательно, устанавливаем для себя в деле плотской любви, не выдерживают и малейшего испытания подлинной страстью! По крайней мере у меня. В какой-то момент я с удивлением увидела себя в большом зеркале, упоенно предающейся радостям взаимного орального секса с мужчиной, которого знаю всего несколько часов! И в этом не было ничего пошлого, словно ночь над чудесным городом заранее выписала влюбленным индульгенцию на любые поступки.
Blame It on Rio! «Во всем виноват Рио!» — звенело в моих ушах название старого доброго фильма — в такт страстным стонам моего умелого любовника-кариоки.
Нет, я не влюбилась. Но Фелипе был поистине великолепен! Даже Льву, при всей моей любви к нему, никогда не удавалось возносить меня до столь бурных, выразительных и многократных высот женского счастья. Простого бабьего счастья, которое, конечно, не является синонимом оргазма, но крепко за него держится. Фелипе наглядно продемонстрировал мне, как тело и душа в завидном единении празднуют то, что называется физическим притяжением и единением тел. Не зря древние китайцы — великие умельцы в деле любви — не жалели всей азиатской напыщенности для описания этого таинства, называя его «торжеством слияния инь и ян». И пусть в нашем с Фелипе слиянии нет томящей духовности и ревнивой морали, зато есть настоящий карнавал эмоций, ощущений и наслаждений.
