Николай Алексеев - Зимовка на «Торосе»
— Привет, ребятки, как дела?
— Ну и саук, Николай Николаевич! Аж пар стоит какой-то в воздухе!
— А в палатке тепло, кажется.
— Тепло. Ветра нет.
Вслед за мной вылез из мешка Михаил Иванович. Одеваться не приходилось, так как мы спали во всем том, в чем шли, за исключением валенок, которые на ночь снимали и подвешивали к верхней рейке палатки.
Быстро справившись с чаем и супом, мы свернули на наш «дом» и потащили весь груз к мысу Носова. Вчера, оказывается, мы были совсем недалеко от чего, но страшная усталость заставляла думать, что до мыса оставалось километров десять — двадцать. Сегодня наши ноги также не хотели работать бодро, как и накануне, но мы не сдавались, зная, что усталость и какая-то тупая боль в суставах ног на походе обычно проходят в процессе дальнейшей ходьбы. Останавливаться на мысе Носова не имело смысла, и мы пошли вдоль берега дальше до траверза островов Ледяных. Здесь, в расстоянии 36 километров от «Тороса», мы обосновали свою базу. Для нашего похода с грузом в 200 кило это было совсем неплохо.
Разбив наскоро палатку, мы с одним легким знаком на нартах и теодолитом сразу же направились на острова Ледяные. Какой пушинкой показался нам наш груз, после того как с нарт сняли все снаряжение и продовольствие! Чуть ли не бегом добрались до островов, которые представляли собою низкие, овальной формы пространства суши не более километра в длину. Поверхность островов была совершенно плоской. К их северо-восточной части примыкала гряда торосов — первая, встреченная мною в районе архипелага в этом году.
Если бы можно было подобрать слова, чтобы описать, как дико мы замерзли, пока устанавливали знак и производили необходимые наблюдения! Это было страшно мучительно, но прекратить работу не входило в наши планы, и люди то бегали по острову, чтобы вернуть чувствительность нотам, то производили наблюдения и записывали их в журнал. Пальцы после этой операции отмораживались; их растирали, мяли, хлопали рукавицами одна об другую, после чего опять начиналась беготня с самыми фантастическими прыжками и снова наблюдения. Так шло подряд не менее четырех часов. Когда все было кончено и мы вернулись к своей палатке, то нестерпимое желание забраться скорее в спальный мешок побороло даже необходимость рассмотреть как следует волчьи следы, обнаруженные около самой палатки.
На другой день знаки были поставлены на горе Носова и полуострове Фусса. Наблюдение сделать в этот день не удалось. Во время похода мы были неприятно поражены обилием в этом районе волчьих следов, часть которых была весьма внушительных размеров. Если полярный волк по своему нраву не особенно отличается от своего серого собрата в наших средних широтах, то соседство с этим зверем ничего доброго не предвещало. Не им ли мы обязаны потерей одной из наших собак, которая бесследно исчезла в январе?
14 апреля производились наблюдения с вновь выставленных знаков, но работу пришлось прервать из-за начавшейся пурги, которая накрыла нас на мысе Фусса. Едва лишь ветер погнал по снегу «поземок», мы бросили работу и бегом направились к палатке. Оказаться в пургу в малознакомой местности и в расстоянии нескольких десятков километров от корабля было делом более чем рискованным. Те 8 километров, что отделяли нас от палатки, мы пробежали часа в полтора, благо дорога шла под гору и помогал попутный ветер. Подходя к палатке, мы были очень довольны своей предусмотрительностью, так как пурга разыгралась уже во всю мощь. Укрепив прочнее оттяжки нашего полотняного дома, мы забрались в спальные мешки с твердым намерением отсидеться в этой «крепости» от наступления арктической бури.
— Как, Ганя, у нас дела с продовольствием? Начинается шторм, надо переходить на сокращенное довольствие, а то дело может принять грустный оборот.
— С продовольствием хорошо, еще на три дня осталось для «веселия» обычным порядком — эти дни ели мы меньше нормы. Ну, а если подэкономить, то и всю пятидневку растянем. С керосином плохо. Чорт его знает, как быстро сгорает на морозе.
— Ну, значит, спать будем, раз нет керосина. Обеды и чаи сократим до двух раз в день.
Пурга продолжалась, к счастью, недолго: всего лишь часов 40. Но какими они нам показались длинными! В мешках было тепло, да и палатку так занесло снегом, что все ее борта оказались как бы врытыми в яму. Даже на крыше чистая парусина осталась только в самой ее вершине — все остальное скрылось под толстым покровом, способствовавшим сохранению у нас тепла. Мы то дремали, то перебрасывались короткими замечаниями, то просто лежали, прислушиваясь к завыванию непогоды. Очень редко у нас шумел примус, растапливавший снег в кастрюле для супа.
Основным питанием остался только «пеммикан», изготовленный нашим шефом Сергеем Павловичем. Это изделие представляло собой смесь из масла, тертого сыра, молотого консервированного мяса и сухарей. Вся масса была заморожена в виде небольших кубиков. Калорийность и питательность этого «пеммикана» была огромна, так как даже маленькая порция его поддерживала силы, но челюсти явно скучали по чему-нибудь такому, что надо пережевывать. С каким бы удовольствием мы сейчас набили свои рты хорошим свежим хлебом, но, увы, его у нас уже не осталось ни кусочка. Тело неприятно ныло от двухсуточного лежания. Но в общем было терпимо.
— Не унывай, ребятки, — шутил Михаил Иванович, — трудно только первые тридцать лет бывает, а потом дело пойдет так, как будто бы оно и вообще иначе быть не может.
— Верно, Михаил Иванович! Моя бабушка перед смертью тоже так говорила, да вот проверить только не смогла свою правоту — умерла, видишь ли, — согласился Карельский.
16-го пурга стихла. Не без труда мы выкарабкались из палатки, сплошь занесенной снегом. Яркое солнце освещало идеально белую поверхность снега, искрящуюся мириадами драгоценных камней. Мороз был свирепый. Наши запасы продовольствия почти иссякли, надо было торопиться домой на «Торос», но оставался еще не отнаблюденный знак на мысе Фусса, и мы, решив, что две пурги не должны следовать одна за другой без всякого перерыва, направились на продолжение работы.
Так же, как и несколько дней тому назад на островах Ледяных, наблюдения состояли из измерения теодолитом углов и беготни вокруг знака, чтобы как-нибудь согреться. Мучительное это занятие, но без него до наступления общего потепления обойтись было нельзя. Наш обед сегодня был более чем скромен, и так как ни разнообразить его, ни, тем более, увеличить в объеме мы не могли, то сочли за благо пораньше залезть в мешки, хотя спать никому не хотелось.
На следующий день наш лагерь в бухте Носова прекратил свое существование, и палатка, мешки, оружие и инструменты были уложены на нарты. Общий вес груза уменьшился против того, который мы имели, выходя с «Тороса», раза в три. Перспектива добраться сегодня до бани и чистой постели подгоняла нас в такой же степени, как и желание хорошо поесть, но впереди лежало 40 километров пути.
