Жюль Верн - Клодиус Бомбарнак
Дается сигнал к отправлению. Ровно в полночь мы покидаем Тайюань.
Ночь, как я уже говорил, выдалась темная — ни луны, ни звезд. В нижних слоях атмосферы клубятся тучи.
Мне легко будет пробраться в багажный вагон. Никто меня не заметит. Да я и не очень-то злоупотреблял посещениями Кинко за эти двенадцать дней путешествия…
Мои размышления прерывает Попов:
— Вы еще не легли спать, господин Бомбарнак?
— Собираюсь. Из-за тумана пришлось весь день просидеть в душном вагоне. Захотелось немножко подышать свежим воздухом. А где будет следующая остановка?
— В Шоуяне. Не доезжая этой станции — разъезд, откуда отходит Нанкинская линия.
— Покойной ночи, господин Попов.
— Покойной ночи, господин Бомбарнак!
И вот я опять один.
Мне вздумалось прогуляться по всему поезду. На минуту останавливаюсь на площадке перед вагоном с сокровищами. Все пассажиры, кроме китайских жандармов, видят последние сны — последние, разумеется, на Великом Трансазиатском пути.
Возвращаюсь обратно. И Попов, кажется, крепко спит у себя в каморке, именуемой служебным отделением.
Отворяю дверь багажного вагона, проскальзываю внутрь и легким покашливанием даю знать Кинко о своем приходе.
Стенка ящика раздвигается, загорается лампочка.
В обмен на пирожки и бутылку вина получаю благодарности и, как было задумано, пью с моим славным румыном за здоровье Зинки Клорк. Завтра я с ней непременно познакомлюсь.
Без десяти час. Минут через десять мы минуем разъезд. Нанкинскую линию еще только начали прокладывать. Она обрывается на пятом или шестом километре, где строится сейчас виадук. Пан Шао говорил мне, что это будет большое сооружение в долине Чжу. Китайские инженеры успели пока что возвести опорные столбы, высотою около ста футов. В месте соединения Нанкинской ветки с Великой Трансазиатской магистралью установлена уже стрелка, позволяющая перегонять поезда на новую линию. Через три-четыре месяца ее собираются закончить.
Чтобы не быть застигнутым врасплох во время стоянки, я прощаюсь с Кинко. Иду к выходу и вдруг слышу на задней площадке шаги.
— Берегитесь, Кинко! — говорю я вполголоса.
Лампа сейчас же гаснет, мы оба замираем.
Я не ошибся — кто-то хочет войти в вагон.
— Створка, задвиньте створку, — напоминаю я.
Ящик закрыт. Я один во мраке.
Конечно, это Попов, больше некому. Что он подумает, если застанет меня здесь?
Мне уже пришлось однажды прятаться между тюками, когда я явился в первый раз к молодому румыну. Ну, что ж, спрячусь еще разок! Попов даже при свете фонаря не заметит меня за ящиками Фулька Эфринеля.
Но это не Попов. Без фонаря он бы не вошел в багажник.
Ба! Да тут не один человек, а несколько! Вот они пробираются через вагон, отворяют дверь, выходят на переднюю площадку…
Это пассажиры, можно не сомневаться, но только зачем они здесь… и в такой час?
Попробую разузнать! Если предчувствие не обманывает меня, они что-то затевают…
Подхожу к передней стенке вагона, прислушиваюсь. Несмотря на грохот поезда, голоса звучат довольно внятно.
Тысяча и десять тысяч чертей! Да ведь это Фарускиар разговаривает по-русски с Гангиром. Он, он, я не ошибаюсь!.. И с ними четыре монгола… Что им здесь понадобилось? Почему они собрались на площадке перед тендером? О чем они совещаются?
Сейчас выясню. До меня доходит почти каждое слово.
— Скоро мы будем у разъезда?
— Через несколько минут.
— И можно быть уверенным, что у стрелки дежурит Кардек?
— Да, так мы условились.
Условились? О чем, с кем, и кто такой этот Кардек?
Разговор продолжается:
— Нужно подождать, пока не покажется сигнал, — говорит Фарускиар.
— Зеленый огонь? — спрашивает Гангир.
— Да, он будет означать, что стрелка переведена.
Не схожу ли я с ума? Не снится ли мне это? О какой стрелке они говорят?
Проходит полминуты. Я собираюсь с мыслями. Надо скорее предупредить Попова.
Я хотел побежать к выходу, но был остановлен возгласом Гангира:
— Сигнал!.. Вот зеленый сигнал!
— Это значит, что поезд будет пущен по Нанкинской ветке, — подтвердил Фарускиар.
По Нанкинской ветке!.. Мы все тогда погибнем!.. В пяти километрах — долина Чжоу, где строится виадук. Следовательно, поезд несется в пропасть…
Да, не напрасны были подозрения майора Нольтица! Он не обманулся насчет великолепного Фарускиара! Директор Правления Великой Трансазиатской магистрали — отъявленный злодей, который втерся в доверие Компании лишь за тем, чтобы выждать подходящий случай и подготовить внезапный удар. Случай представился, когда на горизонте стали маячить миллионы китайского императора. И если Фарускиар защищал от шайки Ки Цзана сокровища Сына Неба, то только потому, что сам позарился на добычу. Нападение бандитов на поезд расстраивало его преступные планы. Вот почему он так храбро сражался! Вот из-за чего он рисковал жизнью и вел себя, как герой! А ты, бедняжка Клодиус, оказался настоящим болваном! Еще раз быть одураченным, снова плюхнуться в лужу… Ну и осел!..
Прежде всего надо помешать злодеям исполнить гнусный замысел. Надо спасти поезд, несущийся на всех парах к недостроенному виадуку. Надо спасти пассажиров от ужасной катастрофы. На сокровища, которыми хотят овладеть злоумышленники, мне наплевать, как на старую хронику. Ведь дело идет о жизни многих людей и о моей собственной жизни!..
Хочу побежать к Попову — и не могу сдвинуться с места. Ноги словно свинцом налились. Голова отяжелела.
Неужели мы катимся в бездну? А может быть, я и в самом деле схожу с ума? Ведь Фарускиар и его сообщники тоже разделят нашу участь и погибнут вместе с нами…
В эту минуту со стороны паровоза раздаются крики, крики людей, которых убивают… Нет сомнения! Машиниста и кочегара зарезали. Я чувствую, как поезд сбавляет скорость.
Теперь все понятно: один из бандитов умеет управлять локомотивом. Замедление хода позволит им всем соскочить на полотно и убежать еще до катастрофы.
Наконец мне удается побороть оцепенение. Шатаясь, как пьяный, я едва добираюсь до ящика Кинко и сообщаю ему в нескольких словах о случившемся.
— Мы пропали! — восклицаю я в отчаянии.
— А может быть, и нет, — отвечает он, и, прежде, чем я успеваю опомниться, выходит из ящика, выбегает из вагона и лезет на тендер.
— Идите! Идите сюда! Идите поскорей! — твердит он.
Не помню, как мне это удалось, но уже через несколько секунд я оказался рядом с ним в паровозной будке. Ноги скользят в крови — в крови машиниста и кочегара, сброшенных на путь.
