Хеймиш Макиннинс - Восхождение в затерянный мир
Веревка кончилась, и я решил, стоя в распор в узкой части камина, наладить страховку, чтобы Дон мог подняться. Быстро вбил крюк и крикнул что было мочи:
— Давай поднимайся, Дон!!
Далеко внизу я видел какое-то шевеление у палатки Би-би-си выше лагеря 71/2. Киношники явно пользовались случаем поснимать с телеобъективами. Я снова нетерпеливо крикнул:
— Дон, веревка кончилась! Возвращайся на верхнюю точку страховки!
Снизу донеслось какое-то ворчание, но затем я почувствовал, как веревка ослабла, и понял, что он поднимается. Вскоре Дон показался у входа в Бездонный камин.
Глядя вниз в этом камине, я ощущал страх, подобный которому мне редко доводилось испытывать в горах (потом Джо и остальные ребята говорили то же самое). Казалось, ты беспомощно болтаешься в пустоте над лесом. Дон медленно продвигался вверх, словно я выбирал из безбрежного зеленого моря леску с наживленным крючком. Подняв голову, он обратился ко мне:
— Ты уж прости. Пожалуй, мне и впрямь не стоило уходить с той точки.
— Если ты теперь сможешь наладить там страховку, я пройду немного вверх. Хоть и чувствую себя довольно паршиво после этого отрезка.
— Ладно, действуй. Только дай мне минут десять на устройство.
Располагая запасом веревки, которая к тому же заметно полегчала, я продолжал подъем. По ровной скале идти на крючьях было несложно, и в растительности здесь было меньше скорпионов; правда, я пришиб несколько пауков. Я забрал влево, уходя от русла, и с радостью обнаружил отличную горизонтальную трещину, подводящую к колонне. При надежных крючьях я почувствовал себя увереннее и с некоторым интересом изучал окружающую обстановку. Справа, по ту сторону камина, выступал широкий карниз; ползущая по нему почти двадцатисантиметровая многоножка создавала какую-то домашнюю атмосферу. Мы успели уже свыкнуться с «зверьем», возможно, относились к нему даже чересчур спокойно, поскольку до сих пор никто не был укушен.
Я прикинул, что до полочки ниже Зеленой башни метров шесть-семь и там можно не опасаться воды, если прижиматься к колонне. Однако шел уже пятый час, и мы не желали повторения прошлого. Все же мне хотелось перед спуском поближе взглянуть на желоб слева, за колонной. Вбив несколько крючьев, я прошел туда. Стоя на стременах, убедился, что этот желоб посуше, но не смог сразу решить, идти ли по нему, когда мы вернемся, или подниматься по колонне. Так или иначе, сейчас прежде всего надо было думать о том, чтобы возвратиться вниз на Тарантуловую террасу до наступления темноты.
Я приступил к спуску по одинарной веревке, навешенной на крюке в моей высшей точке, не отстегиваясь от пропущенной через предшествующие карабины страховочной веревки, которая подтягивала меня к крючьям Джо, так что я мог выбивать их на ходу. Дело нехитрое, но мне оно показалось достаточно тяжелым после столь напряженного дня, тем более что я был мокрый насквозь. Когда я присоединился к Дону, на своих местах остались всего четыре крюка. При следующем заходе я мог идти на жумарах либо по этой веревке, либо прямо по той, которая свисала с моей высшей точки. Ее нижний конец я закрепил на крюке там, где стоял на страховке Дон.
— Пойду дальше вниз, совсем вымотался, — сказал я Дону.
— Давай, давай, — отозвался он, посасывая отсыревшую сигарету.
Не без опаски совершил я три длинных спуска по навешенным веревкам до Террасы. С Большой крыши я шел по одинарной веревке, под которую для защиты была подложена сумка. Веревка была новая, одиннадцатимиллиметровая, но, к сожалению, я забыл предупредить Дона, что висящая рядом зеленая корленовая веревка не может быть использована для спуска, так как она проходила под сумкой. Выйдя на этот этап (я в это время был уже на Террасе и кипятил чай), Дон надел восьмерку на обе веревки —новую и вспомогательную корленовую. В итоге, когда он огибал Крышу, его глазам предстала вещевая сумка, которая тщетно пыталась протиснуться сквозь восьмерку. Снизу я отчетливо слышал сыпавшиеся на мою голову проклятия.
— Я всяких трам-тарарам повидал, но такого...
Монолог длился минут пятнадцать, пока он искал выход из затруднительного положения. Дон — большой любитель всевозможных технических приспособлений, таких, как особая цепочка для его многочисленных ключей или (более позднее приобретение) стаплер для быстрого зашивания ран. В данном случае он пустил в ход свой швейцарский нож (должен признать, что этот нож сослужил нам хорошую службу не в одном далеком путешествии) и решительно освободил злополучную сумку от удерживающих ее пут, ни на секунду не останавливая при этом поток желчных слов в мой адрес. На моих глазах сумка полетела по воздуху над дождевым лесом, словно газета, выброшенная из иллюминатора океанского лайнера.
Вскоре после этого Дон опустился на полку рядом со мной.
— Ты очень спешил, я смотрю? — сурово сказал он.
— Хотел чай вскипятить, — ответил я, оправдываясь.
— Объясни мне, черт дери, как ты прошел Большую крышу? На мой взгляд, это было невозможно: одна веревка лежала на сумке, другая проходила под сумкой!
— Я шел только на одной, новой, веревке: зеленая слишком потерта, да и коротковата она теперь для спуска.
(Мы несколько раз укорачивали ее, вырезая места, поврежденные трением о край Большой крыши.)
— Ну-ну... — сердито буркнул Дон, снимая с веревки свои жумары.— Чего только не придумывают мои товарищи по этой экспедиции!
Ночь на Тарантуловой террасе выдалась спокойная. Мы здорово утомились и уснули сразу. На рассвете небо было ясным, но затем стали собираться дождевые облака. В 5.45 мы услышали далекий рокот мотора, а в 6.30 самолет вдруг появился совсем рядом. Видимо, Чан-А-Сью издали следил за гребнем, потому что стоило облакам немного разойтись, как он вынырнул ниже нас. Сверху казалось, что он непременно врежется в гору. Идя курсом прямо на Великий Нос, самолет промелькнул в просвете и тут же снова пропал. Но Чан-А-Сью явно различал контуры Носа: он прошел мимо него так близко, что едва не задел антенну Чама на болоте Эль-Дорадо. Сбросив кучу упаковок (дар небес!), он наклонил самолет вправо и, пройдя вплотную над круто вздымающимся выше лагеря 7 гребнем, заскользил боком к верховью Варумы. Мне вспомнился Матфей: «Откуда нам взять в пустыне столько хлебов, чтобы накормить столько народа?»
— Видел я мастеров лесного пилотажа в Новой Зеландии, — сказал я Дону. — Но этот всех превосходит!
— Ага, приятно смотреть на человека, который знает свое дело, не суетится, не паникует.
Чан сделал еще несколько лихих заходов, после чего самолет, энергично взревев мотором в облачной толще, пошел обратно в Джорджтаун. Напоследок Чан выпустил красную ракету, которая приветливо подмигивала нам, ныряя в облака. Право же, успехом нашей экспедиции мы в огромной мере обязаны Чан-А-Сью и его товарищам из гайанских ВВС!
