Борис Стрельников - Америка справа и слева
… И снова мы в пути. И снова у дороги белеют хлопковые плантации, мелькают изумрудные лесные поляны, под арками мостов бурлят грязные реки.
При въезде в лесной поселок — оживленная толпа. Обычно днем маленькие городишки и поселки как будто бы вымирают, совсем не видно людей. А тут полная улица народу. Сначала мы решили, что произошел «эксидент»: перевернулся автомобиль или грузовик, который занесло на повороте, проломил стену дома. Но где же тогда вездесущая полиция?
В гуще толпы стояла машина, которая никак не походила на полицейскую. Скорее она напоминала старинный фургон. На ее черном боку сияла надпись: «В торговле не бывает большого или малого». В машине сидел худой старик в высокой форменной фуражке и занимался странным делом. Тонким, почти женским голоском он выкрикивал в микрофон какие-то непонятные фразы, которые сливались в сплошную пулеметную дробь:
— Тата-тата-тата-тата…
Подойдя поближе, мы увидели, что толпа со всех сторон окружила маленький деревенский магазин. Его двери были распахнуты настежь. Трое рабочих в розовых комбинезонах снимали с полок товары и высыпали их на широкий стол, стоящий на тротуаре. Здесь в одной куче лежали мужские сорочки и посуда, соломенные шляпы и коробки с одеколоном, пачки стирального порошка и полотенца.
У стола хозяйничал уже другой старик в такой же форменной фуражке. Он выхватывал из кучи то набор кухонных ножей, то детскую курточку и высоко поднимал их над головой, показывая толпе.
Толпа в возбуждении подавалась вперед.
И тут мы поняли, что старик в машине выкрикивает вовсе не тарабарское «тата-тата», а ведет аукцион.
— Доллардвадцатьпять — долларпятьдесят — долларсемьдесятпять, — тянул на одной ноте старик, набавляя цену.
Вещи шли с молотка.
Заглянув в окно, мы увидели старого негра, сидящего на массивном табурете посреди магазина. Большими, натруженными ладонями он подпирал седую голову. Рабочие, подтаскивающие товар в кучу, задевали его локтями, но он не обращал на это никакого внимания. Старый негр был, пожалуй, здесь единственным человеком, которого совсем не интересовали ни вещи, ни цены, которые все время взвинчивал аукционер. Он был абсолютно спокоен.
— Это бывший владелец лавки? — спросили мы у пожилой негритянки, которая только что купила набор кухонных ножей и теперь с трудом выбиралась из толпы.
— Да, это он, — сказала женщина. — Бедный, бедный Джон! Всю жизнь он работал на плантациях, мечтал о своем деле. И вот, наконец, решил заняться коммерцией, разбогатеть. Арендовал это помещение, взял товары в кредит. Вы видите, чем это кончилось.
Женщина вытерла потное лицо платком.
— А дети Джона, посмотрите на них, они ничего не понимают! — воскликнула она. — С каким хохотом носятся они вокруг стола! Все это кажется им веселой игрой. Еще бы! Столько народу. Ах, несчастные малыши, несчастный Джон! Вы знаете, сегодня ночью его вынули из петли. Насилу отходили…
— Двадолларатридцать — двадолларашестьдесят — двадолларадевяностодевять! — надрывался динамик на старомодном фургоне.
Старик, суетившийся у стола, держал над головою оранжевые брюки. Бедняки, которым аукцион представил возможность выгадать несколько центов на несчастье другого бедняка, отталкивая друг друга, кинулись за оранжевыми брюками…
… В городе Шарлотт мы беседовали с образованным негром, состоящим на государственной службе. Он работал по линии социального обеспечения. Мы спросили его, что он думает о так называемом «черном капитализме».
Этот лозунг выдвинул президент Никсон. Смысл его сводится к тому, что негры должны энергичнее «внедряться в бизнес», «обзаводиться собственным делом». Тогда, дескать, исчезнут гетто и сама собою решится проблема нищеты среди негритянского населения.
— Черный капитализм — это пустое прожектерство и демагогия, — сказал наш собеседник. — Какой же белый капиталист в нашем обществе волчьей конкуренции согласится потесниться и дать место черному? Чепуха все это! А где негру взять первоначальный капитал?
И, тем не менее, неправильно изображать американских негров в виде однородной массы. Среди двадцати пяти миллионов негров, подавляющее большинство которых бедняки, есть тонкий слой состоятельных людей. Есть малочисленная негритянская интеллигенция: врачи, профессора, юристы, писатели, актеры. Есть и бизнесмены. Количество их ничтожно. Доля их доходов составляет меньше одного процента от дохода всех американских бизнесменов. Например, в нью-йоркском Гарлеме, где живет около полумиллиона негров, лишь двадцать три бизнесмена-негра имеют собственные предприятия с числом рабочих более двадцати пяти человек. В том же Гарлеме лишь несколько магазинов принадлежит неграм.
Чем кончаются попытки негров-южан «втереться в бизнес», мы видели на печальном опыте старика, вытащенного соседями из петли, лавочку которого продавали с аукциона.
В штате Северная Каролина на лесной опушке мы увидели большой щит-плакат. В левом углу его изображен человек в капюшоне на вздыбленном коне. В руках у всадника — пылающий крест. На попоне, которой покрыта лошадь, три буквы — «ККК». Надпись гласит: «Добро пожаловать в Северную Каролину. Вы находитесь в самом сердце территории клана. Вступайте в Объединенный клан Америки. Помогайте борьбе против интеграции и коммунизма».
… Мы ехали по южным штатам, надеясь где-нибудь попасть на митинг куклуксклановцев. Чтобы горел крест на холме и люди в белых капюшонах с прорезями для глаз вопили проклятья неграм, коммунистам, католикам и евреям. Повидать бы это все самим и рассказать читателям «Правды». Мы даже упрашивали одного знакомого американского журналиста отвезти нас на такой шабаш тайно. Предлагали разные варианты: в багажнике автомобиля, под сеном фермерской повозки, под видом торговцев жареной кукурузой или продавцов кока-колы. Наш друг отказался и язвительно спросил:
— Хотите получить в одно место хороший заряд волчьей дроби?
И, заметив, что мы приуныли, успокоил:
— Таких митингов становится все меньше и меньше. Клан перестраивает свою деятельность, отказывается от бутафории. Наиболее дальновидные клановцы становятся судьями, полицейскими начальниками, даже мэрами городов.
И тогда Вашингтонец вскричал:
— Калвин Крейг! Едем к Калвину Крейгу!
Кто же на юге США не знает Калвина Крейга, бывшего «Великого дракона» Объединенного клана штата Джорджия! В свое время все газеты Америки облетела его фраза:
«Любой город, в котором действует сотня моих ребят, принадлежит мне, и никому больше!».
Это тот самый Крейг, который однажды выдвинул свою кандидатуру в сенат Соединенных Штатов Америки, но у избирателей хватило благоразумия забаллотировать его.
