Александр Генис - Космополит. Географические фантазии
Плод с трудом обретенной свободы стоял на холме. Посреди первозданного леса упирался в тучи изумрудный, как в той самой сказке, замок казино. К нему прижался отель для игроков и роскошный, выстроенный на сдачу от азарта музей для зевак. Нас было немного, и все — иностранцы. Затаив дыхание, мы вошли в просторные чертоги, чтобы окунуться в местную (буквально) жизнь.
С порога зрителя окружали голые, но раскрашенные пекоды. Не обращая на нас внимания, они занимались своими делами. Женщины варили похлебку, бросая раскаленные камни в деревянный котел, мужчины добывали рыбу острогой, мальчишки курили трубку, спрятавшись от взрослых, как мы на перемене. В деревне был частокол, мусорная яма, жилье вождя-сачема, отличающееся от остальных лишь шкурой редкого черного волка и кисетом из норки. Неподалеку — поле, засаженное тремя сестрами индейского земледелия. Зеленые бобы обвивали стебли кукурузы, колючие плети тыквы отпугивали прожорливых зайцев.
Идиллию ничто не портило, потому что индейцы были пластмассовыми и неразговорчивыми. Но исправить этот недостаток можно было на Плимутской плантации в недалеком Массачусетсе, где живые туземцы показывали и рассказывали, как хорошо они жили до нас и без нас.
Деревня, в сущности, была такой же, как в музее, только в ней все шевелилось, дымилось и пахло. Свирепый воин выжигал каноэ из могучего ствола тюльпанового дерева.
— Еще сутки, — объяснил он, — и на нем можно будет ловить угрей.
— Вкусные? — спросил я с завистью, вспомнив Прибалтику.
— Не пробовал, я — вегетарианец.
Зато другой индеец, назвавшийся Тим Серая Глина, обедал олениной.
— Мы едим всех зверей: косуль, бобров, енотов, белок, но не хищников, даже медведей. Ведь они питаются сырым мясом с паразитами. От этого вся зараза. Поэтому индейцы никогда не болели и были здоровыми — футов шесть-семь. Раньше мы никогда не ходили, только бегали, миль по сто в день. И жили лет до ста двадцати, ну, может, до восьмидесяти.
— А правда, — поделился я вычитанным, — что, по обычаю, пленный воин пел прощальную песню собственного сочинения, пока его поджаривали на костре, снимали скальп, засыпали рану углями и вырезали сердце, чтобы съесть и стать таким же смельчаком?
— Мужчины! — мечтательно сказал Тим. — А по-вашему, лучше сражаться, как в Конгрессе: годами воюют и ни одного трупа?
Я не рискнул ответить, потому что понятия не имел, за кого индейцы голосуют.
Пилигримы
Америка, как, скажем, и Рим, родилась в убожестве. Разница в том, что она его заботливо сохранила, ничем не украсив. Чтобы полюбоваться оригиналом, следует посетить первое поселение пилигримов в Новом Свете. Из-за того, что историки остановили часы, здесь всегда один и тот же год: 1627-й. И люди те же, что приплыли четыре века назад. Взяв имя и судьбу одного из колонистов, каждый на плантации не просто играет выбранного из хроники героя, а живет, как он, разделяя веру, предрассудки и языки своего века (семнадцать диалектов, на которых тогда говорили в Англии).
Боясь нападений тех самых индейцев, что и тогда жили по соседству, колонисты окружили свою деревню шатким частоколом и установили четыре пушки на сторожевой башне, служащей заодно и молитвенным домом (занимавшая все воскресенье проповедь была единственным развлечением поселенцев). Выстрелы могли отпугнуть индейцев и пиратов, но вряд ли защитить пилигримов. Их было слишком мало. Из ста шестидесяти человек — лишь шестьдесят мужчин, способных носить оружие, зато уж эти с ним не расставались (тут я впервые понял, почему так трудно разлучить американца с его стволом).
Деревня была бедной, но с видом на море. По улицам, кривым песчаным тропинкам, бродили куры, за забором паслись козы, но не коровы. Низкие дома венчались острыми, на случай снегопада, крышами.
Входя в гостеприимно распахнутые двери, ты встречаешься с живущими в XVII веке хозяевами. Готовые ответить на твои вопросы, они и сами горазды спрашивать.
— Ты учишь в школе языки? — обратилась к вошедшему с нами мальчику оторвавшаяся от плиты матрона.
— Конечно.
— Греческий или только латынь?
— Испанский.
— Зачем? Чему хорошему можно научиться у папистов, идолопоклонников? Они празднуют Рождество.
— Мы тоже, — опешил мальчик.
— В Писании, — поджав губы, отрезала она, — о нем не говорится.
— Вы крестите индейцев? — вмешался я, чтобы сменить тему.
— Зачем? Насильно веру не обретешь, а добром — не поймут.
— Но у них тоже есть бог.
— И не один! Только они ничем не отличаются от демонов.
Женщина отвернулась к очагу, положив конец дискуссии, и мы перебрались к соседу в дом побогаче. В дымной комнате за толстой книгой сидел юноша в острой, как из «Гарри Поттера», шляпе.
— Стив Дин, — представился он, — мой дядя приплыл на «Мейфлауэре».
— Вы умеете читать?
— Но не писать, как и половина колонии, не считая женщин, разумеется, — их не учили.
— А что это за книга? Библия?
— «Полезные советы», Библия слишком дорога, тем более — женевская, которую переводили прямо с еврейского и греческого, чтобы ближе к слову Божьему. У нас многие ее знают наизусть.
— Значит, среди пилигримов есть образованные люди? Врач?
— Это вряд ли, он мясник.
— Такой плохой?
— Да нет, по профессии, умеет кровь отворять. Другого в эту глушь не заманишь.
— А вы?
— В Англии я был паромщиком, а тут мне король обещал через семь лет двадцать акров на берегу. Я себе там дом поставлю: свой дом на своей земле!
Глаза парня засветились не наигранной радостью, и я подумал, что за четыреста лет американская мечта не слишком изменилась.
На прощание я заехал в гавань, где стоял «Мейфлауэр-2», точная копия первого корабля и с тем же экипажем. Больше других мне понравился пушкарь Том. Он не стеснялся в выражениях.
— Самый трудный рейс в жизни, — начал он свою сагу.
— Шторма?
— Пилигримы! Библия день и ночь. «Иезекииль, стих 2», — начнет один. «Исайя, стих 13», — подхватит другой. И это еще до Нового Завета не добрались. Даже моряки жаловались: «Уж лучше пираты».
— А много матросов на борту?
— Нужно шестнадцать, на две вахты. Голландцы обходятся дюжиной, но они сильнее нас, а итальянцы умнее. То-то наш Шекспир все про них писал. Нет же такой пьесы — «Бристольский купец», а «Венецианский» есть. Зато драться с ними смешно — шпагой тычут, как на сцене. Нет уж, тут нужны шотландцы: Кэмпбелл и Макферсон умеют за себя постоять в любой таверне. Не то что эти пилигримы, фарисеи и начетчики, хуже адвокатов.
