Войцех Дворчик - Здравствуй, Таити!
Рани хорошо знает дорогу. Ее походка — гармоническое движение зверя, полного силы и красоты. Девушка идет в гору быстрым шагом и еще улыбается при этом. Ее ореховые глаза время от времени доверчиво обращаются ко мне. Она уверенно шествует по траве: на Маупити нет ядовитых змей. Рани кажется мне символом земли, по которой она сейчас ступает. С малых лет прислушивается она к шуму моря и пению птиц. Она — частичка природы Маупити.
Короткий отдых, и мы идем дальше. Тропинка становится скалистой, крутой и более узкой. Усталый и вспотевший, я добираюсь до вершины и с облегчением вдыхаю свежий воздух. Рани прячет лицо в ладонях, чтобы скрыть улыбку, играющую на ее губах. Как все сильные люди, она просто не представляет себе, насколько ограничены возможности нетренированного в восхождении человека.
Когда смотришь вниз с более чем двухсотметровой высоты, голова начинает идти кругом. Маупити, самый маленький из гористых Подветренных островов, неправдоподобно зеленый. Это не только цвет зарослей папоротника, кустов, деревьев, крыш домов, но и моря. Впечатление такое, что природа поставила в этом уголке мира ярко-зеленый фильтр.
Внизу, в глубокой фиолетовой тени, приютилась деревня. На противоположной стороне — склон, залитый светом заходящего солнца. Ниже зелено-голубое озеро лагуны, отделенное от темной лазури самого большого в мире океана белой полосой пены. Отсюда при спокойном море грозные рифы кажутся живописной грядой скал. Сквозь идеально чистую воду виднеется коралловое дно. Лагуны — это подводные сады Южных морей. Но только не лагуна Маупити, которая являет собой настоящее кладбище коралловых колоний, залитое голубовато-зеленым светом.
— Смотри, собирается дождь, — показывает Рани на восток, откуда вместе с пассатом надвигаются тяжелые тучи.
Действительно, над Бора-Бора разразилась гроза. Остров лежит не более чем в двадцати трех милях от Маупити и хорошо виден отсюда. Вместе с Раиатеа, Хуахине, Маупити и еще несколькими островами он составляет основу архипелага Подветренные острова.
Бора-Бора представляется мне необычайно красивым местом (конкурентом Таити и Муреа). Правда, со времен второй мировой войны на нем расположилась американская авиабаза, зато его жители до сих пор старательно вырезают из дерева фигурки Тики, и там сохранилась могила знаменитого Жербо с надписью: «Первому галлу, который совершил одиночное плавание вокруг света». Так же как у Гогена, у Жербо любовь к Полинезии была активной. Он защищал островитян от чиновников колонии, над которыми открыто смеялся.
— Завтра уедешь? — слышу шепот Рани.
Оглядываюсь. Девушка стоит, обернутая в свое коричневое пареу, по-женски завязанное на груди. Мгновение спустя соскальзывает на камень и садится рядом со мной, принимаясь сосредоточенно рассматривать мой фотоаппарат. Однако я вижу, что ей не по себе.
— Может быть, мне удастся сюда вернуться…
У меня сжимается горло, когда я произношу эти слова. С тяжелым сердцем расстаюсь с Маупити, он опутал меня своими чарами. Это и впрямь прелестнейший уголок мира.
— Останься с нами, — просит Рани.
— Спасибо тебе за сердечные слова, но мне необходимо завершить свое путешествие.
Помолчав, добавляю:
— Я вернусь и заберу тебя с собой в Папеэте.
Позавчера Рани поинтересовалась, не соскучился ли я по бурной жизни в Европе, настойчиво расспрашивала и о «городе огней» — Папеэте. Рани любопытна, как чайка, — страдает тем же пороком, что и большая часть европейских женщин. Наконец она решилась задать вопрос, который ее очень волновал: не могу ли я взять ее на Таити?
— Мы могли бы ехать хоть сейчас, — заявила она.
Наверное, ей передалось мое увлечение бескрайними пространствами.
Через полгода я буду уже в Европе и — как знать? Нет, не стоит себя обманывать: редко кому выпадает великое счастье вернуться в Океанию. Можно лишь утешаться мыслью, что грусть Рани пройдет, как мимолетная полинезийская гроза, и она вновь станет улыбчивой, веселой вахиной.
Бросаю последний взгляд на искрящуюся в лучах солнца лагуну. Далеко внизу, под ногами, на голубоватой глади лагуны виднеется чудесный букет из пяти островков. Два моту стоят на страже у прохода в рифах, оберегая неприступность Маупити. Кольцо рифов, плотно окружающих весь этот прелестный остров, исключает возможность захода крупных морских судов, не говоря уже о гигантских пассажирских лайнерах. С того времени, как остров посетил мореплаватель Жербо, прошли многие годы. На берега Маупити высаживался также поляк Эрвин Вебер, который был дружен с этим французом, морским бродягой. Оба они принадлежали к тем немногим, что приплыли на Маупити на яхте. «Я бросаю вызов природе и презираю сытую жизнь», — писал семье из Парижа двадцатипятилетний Вебер.
Меня охватило глубокое чувство гордости и волнения, когда я вспомнил, что Эрвин Вебер, первый поляк у берегов Таити, был родом из Кракова.
На яхте к островам Туамоту
На просторах Тихого океана еще остались нетронутые острова. Семьдесят восемь крошечных кусочков суши сохраняют довольно много черт эпохи шхун, красочных рассказов о Южных морях, авантюрных историй времен Джека Лондона. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я ступал на борт яхты «Мейлис» в Папеэте с некоторым трепетом от одной только мысли, что увижу эти места. Яхта должна была доставить меня на Рангироа, самый большой атолл архипелага Туамоту.
Ожерелье островов Туамоту рассыпалось широким, на две тысячи километров, полукругом между Таити и Маркизскими островами с северо-запада на юго-восток почти до тропика Козерога. Это наиболее крупный архипелаг Французской Полинезии и крупнейший в мире архипелаг атоллов. Он состоит из семидесяти восьми преимущественно «низких» коралловых островов, включая острова Гамбье. В это число не входят бесчисленные островки и рифы, рассеянные между более крупными атоллами. Упоминание о нем вызывает представления об опаснейших рифах, ловцах жемчуга, грозных акулах, копре. Плавание между островами настолько рискованно, что Бугенвиль вслед за полинезийскими мореходами назвал его Опасным архипелагом.
Вблизи островов Туамоту проследовал также великий испанский мореплаватель Фернандес де Кирос, после него, в начале XVIII века, голландский адмирал Роггевен заблудился среди предательских рифов архипелага, а в начале XIX века многие острова Туамоту были открыты русскими мореплавателями Коцебу и Беллинсгаузеном, наделившими их названием Русские острова, которое впоследствии не удержалось. Островами Туамоту восхищался Джек Лондон, и я был счастлив, что отправляюсь как бы по его следам. Однако начнем с начала. С того дня, когда я принял решение совершить поездку к солнечным атоллам Туамоту.
