Евгений Кравченко - С Антарктидой — только на Вы
Где бы ты ни приземлился в Арктике, тебя всегда ждали накрытый стол, теплая постель и доброе отношение всех, с кем пришлось встретиться. Сама природа, где жизнь все больше становилась «привозной», диктовала эти законы. Но их надо было еще и хорошо исполнять. Нам повезло. У руководства Полярной авиацией в те годы стояли умные и добрые люди...
Строились искусственные ВПП: в Амдерме у пролива Югорский Шар на берегу Карского моря, в Тикси — в бухте Радости в самом центре Арктики, на Чукотке — на Мысе Шмидта. Рос золотоносный поселок Билибино, рождались небольшие поселочки в горах Хребта Черского, Верхоянского хребта, у великих сибирских рек — Мома, Дружина, Батыгай, Депутатский и другие, но отношение к авиации в них по-прежнему оставалось уважительно-дружелюбное. Может быть, поэтому и сейчас в музеях и на площадях Амдермы, Тикси, Хатанги, Черского, Певека, Магадана, Норильска, Игарки, Дудинки бережно хранятся экспонаты, связанные с Полярной авиацией, а кое-где на постаменты поставлены и наши машины.
Историкам еще предстоит разгадать немало загадок, связанных с освоением Арктики в 60-е и 70-е годы. Как смогла страна создать такой могучий Северный флот и научить, дать возможность работать морякам в широтах, где по всем законам мореплавания работать почти невозможно? Каким мужеством, верой в свое дело надо было обладать тысячам и тысячам людей, которые в условиях вечной мерзлоты вели разведку недр, строили города? Что заставляло ученых и тех, кто шел с ними, создавать дрейфующие станции в центральном бассейне Северного Ледовитого океана, а потом, рискуя собой, работать там месяцами и годами? Почему слово «полярник» стало в те годы мерилом всего лучшего, что есть в человеке? Как случилось, что, по сути дела, изобретенное самим народом, нигде, никакими документами не утвержденное словосочетание «полярный летчик» настолько прочно вошло в историю Родины, что изучать ее, не исследуя ту работу, которую проделали «полярные летчики», просто не имеет смысла?
Эти размышления и вопросы рождались в длительных полетах, на стоянках, во время пурги, когда приходилось ждать летной погоды... Впрочем, свободного времени — в том привычном для городского или сельского жителя смысле, которое вкладывают в это понятие люди на Материке, — у нас почти не было. Каждый полет в Арктике требовал тщательной подготовки, независимо от того, летишь ты в тот или другой пункт в первый раз или в сотый.
... Остров Диксон. Небольшой, каменистый аэродром на скальном основании с насыпанной ВПП из местного гравия с примесью каких-то очень прочных каменистых вкраплений. Сколько же было порезано авиашин шасси, побито винтов двигателей, искалечено обшивки фюзеляжей этими острыми камнями?! К тому же заруливание на стоянку, расположенную ниже самой полосы, требовало особенного мастерства и осторожности. А ведь сюда надо было летать, ясно осознавая, что лежит этот аэродром открытым всем ветрам, штормам, туманам и снегам. И летали. Это позже уже Полярная авиация позволила себе такую роскошь, как бетонирование и удлинение ВПП, рулежных дорожек, стоянок, установка приводных радиостанций, радиопеленгатора и, в конце концов, создание служб управления воздушным движением, авиационно-технической, укомплектованных прекрасными специалистами.
А как нам не давал спокойно спать аэродром Нагурская на Земле Франца-Иосифа! Кажется, не было ни одного летчика, который не вздрагивал бы мысленно уже при одном его упоминании, а уж летать туда не любил никто.
Из воспоминаний И. П. Мазурука
Однажды я прочитал небольшое стихотворение Валерия Кравца из Норильска с простым названием: «В Нагурской»:
Разбитый самолет Мазурука
— Он для меня совсем
Не груда лома,
А памятник великому былому
На самых ледовитых берегах.
Снега метут уже десятки лет
Над местом непредвиденной посадки.
Здесь, слава Богу, нет еще оградки,
И в ней нужды, по счастью, тоже нет.
Но этот искореженный металл
Напоминает каждое мгновенье
О тех, кто пережил с небес паденье,
А все-таки летать не перестал.
Вся жизнь — полет.
Мешают облака.
Бывает, что душа изнемогает.
Но быть на высоте мне помогает
Разбитый самолет Мазурука.
Но самолет был не разбит, а подбит... Дело было летом сорок второго. Я тогда командовал второй авиагруппой ВВС Северного флота. Зона наших действий — самый правый фланг фронта — от Архангельска, Баренцева и Карского морей до Земли Франца-Иосифа. Правее нас никого уже не было. А события там разворачивались грозные. Мало того, что война на наши плечи легла, еще и Арктика спуску не давала. На два фронта воевали — с фашистами и с природой!
Прибегает однажды радист: «В бухте Тихой на ЗФИ запеленгована неизвестная радиостанция». Что за черт, откуда?! Я год там жил, когда дежурил в период папанинского дрейфа, все облазил, не должно там быть никого. Подготовили мне самолет СБ, полетел. Побродил над островами. Гляжу, в одной из бухт Земли Александры фашисты хозяйничают. Палатки стоят, временные домики, радиостанция развернута, а на воде — подводная лодка болтается. Базу, видишь ли, соорудили. Засекли они мой СБ и ударили из всех огневых средств. В мотор попали, управление заклинило. Пришлось уходить в сторону. Дотянул я до одной знакомой косы, сел, не выпуская шасси. Радиостанция цела, передал, что со мной случилось. А вскоре Сырокваша за мной на гидросамолете прилетел. Вот об этом подбитом СБ и стих Валерия Кравца.
Наши быстро до той базы добрались, расстреляли. Фашисты ушли. Хотя, судя по всему, собирались окопаться на Земле Александры надолго. Когда мы туда прилетели, добра немало обнаружили. На льду стояли прикрытые брезентом и железной сеткой от медведей ящики с оружием, боеприпасами, продуктами, в домике — запасы теплой одежды, автоматы...
После войны, когда я уже был начальником Полярной авиации, надо было нам Арктику обживать всерьез и надолго. Строились новые аэропорты, взлетные полосы. Рабочая необходимость заставила вспомнить ту косу, на которой я свой СБ оставил. Прикинули — можно свою авиабазу здесь создать. Первым ее начальником стал молодой летчик Курочкин. Мебель я туда на самолете возил. А базу по моему предложению назвали Нагурской. В честь офицера российской службы Яна Нагурского. Это был удивительный человек. Летчик с большой буквы. Он нас всех в Арктику позвал. Чухновского, Водопьянова, Алексеева, Молокова, меня, всех...
В 1903 году братья Райт продержались в воздухе несколько секунд, а через 11 лет Ян Нагурский совершал полеты близ Новой Земли. Мне довелось видеть извлеченные из архивов флота отчеты Нагурского о тех полетах. Свой «Фарман», разобранный по частям, вместе с механиком Евгением Кузнецовым от Мурманска до Новой Земли перевезли на пароходе. В снег, дождь, метель собрали его. А что вышло? Маленький гидроплан, мотор в 70 лошадиных сил (меньше чем у нынешнего «Жигуленка»), скорость до ста километров в час...
