Роман Свечников - Рома едет. Вокруг света без гроша в кармане
Бойкий кондуктор выдает мне отрывной билетик, и я усаживаюсь в центре пустого салона. За окном мелькают микрорайоны. Улицы пустынны – ни души. Только горящий в окнах свет намекает на то, что люди здесь все-таки живут. Автобус довозит меня до вокзальной площади, я высаживаюсь у закрытого обменника. Пять лет назад именно с этой точки я стартовал в Крым в свое первое путешествие автостопом. Тогда в этом окошке я разменял свои белорусские рубли на гривны.
В пустом здании гомельского вокзала под белым памятником Ленину меня встречает Борис – редактор этой книги. Вживую мы виделись с ним всего дважды – перед путешествием нам хватило трех часов и еще одной короткой встречи, чтобы спланировать проект кругосветки и замутить всю эту историю с путевыми заметками. Вряд ли тогда кто-то отнесся к затее всерьез. Мы пожали друг другу руки и уже через пару дней я стоял на трассе М1, которая должна была унести меня в неизвестность.
Ночью в здании вокзала можно встретить только бомжей и милиционеров. Борис покупает мне беляш и наваристый буфетный чаек и между делом разруливает какую-то странную и очень дешевую вписку в гостинице при онкологическом диспансере.
В маленьком опрятном номере, выполненном в лучших традициях белорусского евроремонта, нас ждут две кровати, тумбочка и маленькое радио из белой пластмассы. Еще некоторое время мы тратим на разговоры и отходим ко сну глубоко за полночь, когда до отправления поезда остаются считаные часы.
Резкость
Чай в поезде подают в пластиковых стаканчиках вместо граненого стекла. Вафли “Черноморские” запечатаны в странную глянцевую обертку вместо бумажной упаковки советского образца. Только радиостанции по-прежнему держат планку в 70 % белорусского контента.
В десять утра, за пару часов до прибытия в Минск, я звоню домой и сообщаю родным о том, что скоро приеду. До этого момента я держал свое возвращение в тайне от них.
Совсем скоро я выныриваю на станции метро “Автозаводская”. Здесь все осталось таким же, как и два с половиной года назад. Будто кто-то вручную остановил стрелки часов. Меня бросает в дрожь от мысли, что, пока я глотал пыль дорог и трижды чуть было не попрощался с жизнью, здесь все до последней крупицы оставалось на своих местах.
А дальше – дом, мамины слезы, радость рыжего пса Кузи, моя комната, в которой после ремонта не осталось ничего, что могло бы напомнить о прошлой жизни. И я, растерянный, не нахожу себе места в городе, где я пока что иностранец.
Следующий месяц выдастся слишком резким. Внутри меня будто что-то переломилось. Мое восприятие так сильно обостряется, что я буквально просвечиваю стены. Каждая деталь окружающего мира обладает невероятной важностью. Я залипаю на всем подряд – на людях, столбах, перекрестках, отражениях и тенях.
Две недели я почти не сплю. Мне сложно даются разговоры с малознакомыми людьми, а еще сложнее с теми, кого я никогда не знал. Тонны внимания со стороны прохожих делают из меня параноика. Мое поведение обижает друзей и знакомых, что еще больше усугубляет ситуацию. Я начинаю бояться, что у меня поедет крыша. Я подолгу слежу за своим дыханием, чтобы не потерять берега из виду.
Четыре месяца спустя
Путешествие вокруг света научило меня важному правилу – не питать иллюзий относительно того, что где-то будет лучше, чем там, где ты сейчас. Нет на планете идеального места. Ни в Нью-Йорке, ни в Бангкоке, ни в Тегусигальпе тебе не станет здорово, если внутри горит склад боеприпасов. Гармония начинается с тебя самого. И если ты в порядке, то что бы ни падало с неба – снег, ракеты или голубиное говно, – ты будешь в порядке.
Чтобы не перевернутся на океанских волнах, нужен увесистый киль. Когда тебя пытаются проткнуть ножом, завернуть в ковер, или, скажем, у тебя попросту едет крыша, не обойтись без того, что вернет тебе резкость мысли. Моя точка опоры – дыхание. Оно выручало меня сотню раз.
Впервые я открыл дыхание как инструмент для обретения спокойствия и резкости на десятидневной медитации в горах на острове Пинанг. Обычно мы не контролируем дыхание. Это такой фоновый процесс, который происходит без нашего участия. Достаточно немного понаблюдать за ритмом своих легких, как станет ясно, что дыхание тесно связано с сознанием. В моменты опасности паника отключает рассудок, но стоит сбить участившийся ритм вдохов и выдохов, как ясность возвращается.
Все это кажется малоприменимым в городе, где ментов больше, чем людей. Мы перестали бояться – нас постоянно оберегают. Мы разучились обороняться – монополистом на право проявлять агрессию выступает государство. Мы забыли, что такое голод и холод. Наша жизнь стабильна, предсказуема, как манная каша, и расписана на долгие годы вперед. У нас все хорошо, поэтому нам так сложно почувствовать вкус жизни. Мы потихоньку обретаем бессмертие.
Я искренне боюсь стать бессмертным. Мое сознание однажды заперло меня в пустоте и открыло мне место, где нет времени. Там, в этом месте, не существует никакого ритма. Ничто не подразумевает перемен. Все стабильно настолько, что ты не можешь понять, прошла одна секунда или десять лет. Ты не можешь понять, жив ты или мертв. У тебя нет тела, ты – внимание, направленное в пустоту.
Опыт абсолютного постоянства, отсутствия времени, опыт вечности научил меня ценить жизнь. Моя жизнь – это волна. Мое сердце выстукивает мое время. Я добр и зол, счастлив и подавлен – я жив.
Четыре месяца спустя я все еще сплю на полу и каждый день брожу мимо трассы, уходящей за город, – той самой, с которой когда-то началось мое кругосветное путешествие. Мы иногда смотрим друг на друга, улыбаемся, просим передать привет знакомым. Меня часто тянет заночевать на улице, но я стараюсь не тревожить родных своими выходками, поэтому сплю дома с открытыми окнами, чтобы слышать звуки дороги и чувствовать холодный воздух. Мне не комфортно без рюкзака, поэтому я везде таскаю его с собой. Я до сих пор отвыкаю от слова “gracias[45]”.
Эта история подошла к концу. Я счастлив писать последние строки – будто снимаю груз с плеч. Зима дает мне время перезагрузиться, но на всякий случай я всегда ношу с собой компас.
Никогда не знаешь, в какую минуту снова подует попутный ветер.
Фотографии
Минск
Рома. Минск. Фото Александра Хмурчика.
Первая фотография, сделанная в путешествии. Бронницы. Крыша общежития.
Военно-Грузинская дорога.
Грузия
Тбилиси. Фото Евгения Тихонова
