Коре Холт - Состязание. Странствие
Наступивший день раскинул над ними купол света. Но часы стоят, и остается рассчитывать лишь на собственные старые следы. Если их занесет — пиши пропало. Стрелки компасов прочно скованы морозом. Караван окутан пеленой белого пара. В этом облаке им продвигаться вперед.
Уже и упряжка Амундсена распалась. И тут происходит то, что потом он старался скрыть и что выяснилось только много лет спустя. Прошли годы, прежде чем в подвале одной гостиницы в Христиании были найдены дневники Ялмара Юхансена. И люди узнали правду о бегстве начальника экспедиции. Улав Бьоланд тоже заносил в школьную тетрадь скупые, нелицеприятные, жесткие слова, которые говорят о том же.
Однако известно ли нам, что именно случилось тогда с Амундсеном? Неожиданно он отрывается от группы. Он сидит на санях Вистинга. Собаки этой упряжки самые энергичные. Внезапно они прибавляют скорость. Следующая упряжка пытается догнать их, но вскоре отстает. В полчаса вся группа распалась на разрозненные звенья в морозной мгле. Никакого контакта между упряжками. Компасы замерзли. Часы не идут. Для ориентира есть колея, — а если ее занесет бураном?
Начальник экспедиции исчез впереди. Что с ним — нервное расстройство? Мы не знаем. Нагрузка на нервы была колоссальная. Она не убавилась от вынужденного отступления. Позднее в жизни он еще не раз проявит неуравновешенность. До сих пор он с честью выходил из всех трудных ситуаций. Теперь же он — шкипер, который покидает тонущий корабль. Если он поддался панике, его поступку нет оправдания. Возможен и другой вариант, еще того хуже, но тогда он хоть верен волчьим чертам своей натуры, — констатация, что сейчас все поставлено на карту. Так пусть слабые уходят. Сильнейшие выживут. Если все вернутся на базу — хорошо. Не все — так тому и быть.
Выжившие все равно продолжат борьбу за полюс, попытаются достигнуть его раньше Скотта.
Он вполне мог так рассуждать. С его холодным умом он мог яснее других видеть суть стоявшей перед ним задачи. К нечеловечески трудной цели он стремился с генеральским чувством долга. Его эгоизм не знал предела. И все же не исключено, что он испугался.
Последнее кажется наиболее вероятным. Это следует из того, что ему невозможно было признаться в трусости. Все его отношение к людям, лицо, обращенное к миру, ореол вокруг великого человека не допускали такого признания. Вместе с тем вряд ли им руководил страх смерти как таковой. Пусть даже угроза медленного замерзания наверное пугала его больше, чем внезапная, возможно даже намеренная, кончина. Он боялся умереть именно при данных обстоятельствах — во время отступления, чреватого полным поражением, прежде чем представится возможность для новой попытки. Его одолевает страх. И он бежит.
Кричать ему вдогонку бесполезно. Сигналить друг другу взмахами рук — тоже. Погонять собак — без толку. Предел уже достигнут. Собаки плетутся как могут, они не в состоянии прибавить скорость. Ялмар Юхансен знает, что надо предоставить им выдерживать посильный темп. Иначе вся упряжка свалится.
Его сани замыкают группу.
Позади него бредет на лыжах Престрюд.
Он стонет:
— Ялмар!..
— Что?
— Кажется, я отморозил пятку!..
Престрюд хромает, нога еще слушается, его бы сейчас укутать, положить на сани, чтобы сапог не натирал ступню. Но собаки не потянут такой груз.
Между тем скорость их движения превышает возможности Престрюда. Он отстает. Притормаживать сани бесполезно. Либо предоставить собакам бежать в меру их сил, либо они остановятся и лягут на снег. Потом придется пускать в ход кнут, тратить собственные силы, чтобы поднять их и заставить бежать дальше.
Отставший лыжник все еще видит товарища впереди. Но с каждым шагом сапог все глубже вгрызается в пятку. Кажется, и вторая пятка туда же? Престрюд окликает Юхансена. Тот отзывается. Но разобрать его слов невозможно.
В душе Ялмара Юхансена зреет злость. Сперва он склонялся к мысли, что его товарищи впереди, не сумев сдержать собак, решили позволить им бежать, пока бежится, а потом где-то подождать отставших. Однако не видно, чтобы их кто-нибудь поджидал. До него начинает доходить горькая истина: они бросили нас. Уже вечер, мороз минус шестьдесят. И у нас нет палатки.
Да, на их санях палатки нет. Нет и котелка. Со свежими собаками они могли бы часов за двенадцать добраться до «Фрамхейма» — будь у них надежный компас и часы. Теперь у них ни того, ни другого, ни третьего.
Он пробует притормозить собак. Тщетно. Они наклоняют головы и тянут по-прежнему. Даже чуть бодрее прежнего, понимая, что возвращаются обратно; соображают, что еще есть надежда, если отдать последние силы. Но где-то позади тащится Престрюд. Он стонет от боли. Никто не слышит его стонов.
Юхансен останавливает собак, опрокинув сани. Кругом великое безмолвие. Единственный звук — неестественное сопение одной собаки. Он подходит к ней. И застает ее мертвой.
Выпрягает, отбрасывает в сторону, хочет кричать, но не может, чувствуя, что он — один во всем мире, больше никого, до людей десятки километров, где-то позади остался лыжник, впереди вроде кто-то был и исчез? Ни звука. Сгущается мрак. Последняя, глубочайшая тишина. Конечная тишина, звенящая в ушах. Он наклоняет голову, прислушиваясь к своему запястью. Похоже, что и пульс замерз.
В это время появляется Престрюд. Он все еще заставляет себя идти. Обе ступни потеряли чувствительность. Силы на исходе. Опираясь на палки, он тихо говорит:
— Ты иди давай. Я пойду следом.
— Никуда я не пойду.
— Но я не могу поспевать за собаками.
Они снова двигаются на север. Совсем стемнело. Глаза едва различают след. Время от времени открываются просветы в тучах и тумане. В небе над Антарктидой висит покосившийся полумесяц. При его свете можно рассмотреть окружающий ландшафт. Кругом белым-бело, отлогие снежные склоны, торосы — и голубоватый след, единственная ниточка, связывающая их с человеческим миром.
Снова наплывает туман.
Снова Престрюд отстает. Отъехав, Юхансен останавливает собак, дает им передышку, ждет товарища. С каждым разом ждать приходится все дольше. Он убеждает себя, что в полночь идущие впереди должны остановиться, поставить палатку, разжечь примус и послать двоих им навстречу. Тем самым начальник экспедиции докажет, что он достоин быть руководителем.
Однако никто не движется им навстречу.
Но что это? Впереди что-то чернеется?
Наконец-то, он погоняет собак, они что-то учуяли и ускоряют бег. Но нет, это не люди. Четыре собаки, брошенные в пути. Они еще живы. Пропустив сани мимо себя, с трудом поднимаются на ноги и плетутся следом.
