Леонид Почивалов - И снова уйдут корабли...
— Вы говорите, что он любит смотреть на проходящие поезда. А нет ли у вас знакомых за городом?
Вначале поднял уши и заворчал Дик, потом скрипнула входная дверь. Аверкин открыл глаза и увидел перед собой мохнатую заячью шапку-ушанку. Вот шапку чья-то торопливая рука стянула с головы, и Аверкин увидел круглую физиономию мальчика. Неужели Валерка?
Прошлым летом Валерка два месяца прожил с родителями на соседней даче, где Прохоровы снимали комнату. Тогда-то они и познакомились — старик и мальчик. «А ты знаешь, почему у сосны не листья, а иголки?» Их разделяли шестьдесят лет, но это не помешало подружиться. Бродили по лесам и полям, рыбачили на недалеком озере, но больше всего любил Валерка бывать в доме Аверкина. Аверкин человек вроде бы обыкновенный, тоже бухгалтер, как и Валеркина мать, правда, уже на пенсию вышел, но дом у него замечательный — полно интересных книг, альбомов, всяких удивительных вещей: морские ракушки, кусок бивня мамонта, деревянные якутские боги, панцирь огромной черепахи, настоящий морской компас в деревянном футляре… Все свои отпуска Аверкин проводил в скитаниях по далеким уголкам нашей земли, и Валерка слушал его рассказы, затаив дыхание. А старик в ответ радовался этой недолгой их дружбе. Сына потерял на какой-то стройке — упал с лесов, жена вскоре померла, не выдержав горя, жил Аверкин бобылем на окраине дачного поселка. Жил-доживал свой век.
— У меня, брат мой, в жизни все наперекосяк получилось. В детстве мечтал уплыть куда-то далеко-далеко в океан. Знаешь, что такое счастье? Счастье — это неведомые острова, которые встают на заре в золотистой дымке прямо по курсу корабля. Вот что такое счастье.
— И вы видели такие острова?
— Нет, брат мой, не пришлось. Война помешала. Взял кружку, ложку и на фронт.
Сейчас, зимой, дачи в поселке заколочены, вокруг — ни души. И надо же — тяжелейший приступ гипертонии. Лежит пластом, временами сознание теряет, попытается встать — голова кружится, с ног валит. Дом не топлен, хлеба — ни крошки, Дик на что терпелив, и тот поскуливает от голода и холода. Сил нет даже камин разжечь, не то чтобы дойти до почты и вызвать телеграммой из Москвы племянницу Варю.
И вдруг Валерка! Как в сказке. Минуту Аверкин не мог прийти в себя от изумления. Как же он здесь очутился зимой, рабочим днем?!
— Ты откуда?
Валерка потупился, поджал губы.
— Ну, говори! Все начистоту. Мы же с тобой давние друзья. Разве не так?
— Так…
Выслушав мальчика, Аверкин откинул голову на подушке, задумчиво уставился в потолок.
— …Натворил ты, брат, дел, натворил…
Помолчал, скосил грустные глаза на гостя, и вдруг короткая улыбка тронула его бескровные губы:
— Придется, брат, держать курс к дому. И не откладывая. Ты, поди, и не ведаешь, какой у тебя в доме переполох поднимется, когда ты не вернешься из школы.
Он помолчал, снова уставившись больными горячими глазами в потолок.
— Впрочем, раз оказался здесь, помоги мне, брат, чуток. Видишь, занемог. Принеси дров и растопи камин. Сможешь?
— Смогу! — обрадовался Валерка.
— Хорошо! Потом сбегай на почту и отправь телеграмму Варе. Да, по пути забеги в магазин и купи что-нибудь поесть нам с Диком. Деньги в ящике письменного стола. И все быстро-быстро, ноги в руки и марш! А то хватятся в твоем доме! Попадет нам по первое число.
Валерка сделал все, что ему велели: и телеграмму отправил, и по своему усмотрению купил дешевой ливерной колбасы, думая прежде всего о Дике, и лимонное печенье купил — печенье оп особенно любил. Про хлеб забыл. Зато нес из магазина десяток яиц.
Довольный собой, вернулся на дачу и здесь обнаружил, что дядя Вася заснул, да так, что не разбудить. Жив ли? Склонился над больным, пригляделся к его лицу: жив! Посапывает. Только как-то нехорошо, словно вздыхает от немоготы.
Осторожно накрыл старика сползшим на пол одеялом.
Очнулся Аверкин ночью. На полу на медвежьей шкуре рядом с Диком, положив руку на теплую спину собаки, спал Валерка. Вокруг на полу лежали раскрытые старые журналы, альбомы с марками и морской компас — он вызывал у гостей особый интерес. В камине мерцали догорающие угли.
Аверкин содрогнулся, вспомнив о Валеркиных родителях. Вспомнил, что Прохоров-старший не очень-то поощрял их дружбу. Почему — непонятно. Может, из ревности? Попытался подняться, но закружилась голова, и он почувствовал легкую тошноту. Надо же, как скрутило! Так и загнуться недолго.
Решил немедленно разбудить мальчика. Как же так получается? Вроде бы приютил беглеца. А там, дома, с ума сходят.
— Валерка! А Валерка! — позвал он и даже не услышал собственного голоса. Обессиленно опустил голову на подушку и тут же впал в забытье.
Приступ на этот раз был затяжным. Пришел в себя уже днем, когда в окно пробивались чистые четкие лучи зимнего солнца. Сразу же ощутил тепло камина и запах жареного. Остро почувствовал голод. В камине весело полыхал огонь, в настенное зеркало Аверкин увидел, что на кухне на газовой плите Валерка с озабоченным лицом что-то помешивает в сковородке. Судя по запаху, жарит яичницу.
За ночь на стекла окон легли морозные узоры, искрились под солнцем. Стало быть, мороз покрепчал. Пожалуй, и не дотянул бы до утра Аверкин, если бы не этот полыхающий спасительным огнем камин.
Посередине комнаты дремал Дик, около его сытой морды валялась шкурка колбасы.
Аверкин привычно откинул голову на подушке, уперся взглядом в темный дощатый потолок комнаты и вдруг испытал короткое и яркое, как вспышка молнии, ощущение давно утраченного счастья.
Яичница оказалась пересоленной и пережаренной до хруста на зубах, но они съели ее вместе с печеньем с превеликим удовольствием.
После обеда Аверкин сказал:
— Вот что, брат. Ты, конечно, меня здорово выручил, но и здорово подвел. Сейчас же отправляйся в Москву, к родителям.
— А как же вы… один? — удивился Валерка. — Хотите, сбегаю за доктором?
— Не надо! Доктора поблизости нет. Мне вроде бы полегче, — он улыбнулся, глядя в озабоченную физиономию мальчика. — Это все камин, который ты затопил, яичница, которую ты отлично приготовил. Спасибо!
Глаза мальчика вспыхнули удовольствием.
— Думаю, скоро приедет Варя, а тебе нужно немедленно отчаливать, — продолжал Аверкин. — По-дружески прошу, понял? По-дружески! Одевайся!
Когда Валерка оделся, Аверкин сказал:
— Компас бери с собой. Это мой подарок.
Валерка неуверенно топтался в прихожей:
— Можно я вам еще и воды принесу?
Аверкин вздохнул, по-прежнему глядя в потолок:
— Принеси…
