Игорь Фесуненко - Бразилия и бразильцы
День в беготне по городу проходит довольно быстро. На обед нам подают рыбу, которую выловили Пауло и Фернандо и которую приготовил кок «Лауро Содре». Называется эта рыба «самбаки», напоминает она чем-то нашего судака и приправленная соусом из красного перца и маниоковой муки может привести в восторг любого гурмана.
В шесть вечера мы снова отправляемся на пристань, берем дребезжащий таксомотор и катим на выставку, овевая сизым дымом тихие улочки городка. Водитель такси знает свое дело ничуть не хуже, чем его коллега в Нью-Йорке или Рио-де-Жанейро: полчаса он описывает круги по городу, стараясь убедить нас в том, что мы едем куда-то очень далеко. Когда же мы в третий раз видим вывеску «Площадь Жетулио Варгаса», сеньор Фернандо мягко хлопает водителя по плечу и говорит:
— Все равно я не дам тебе больше трех крузейро. И то только потому, что я сегодня в хорошем настроении, так как поймал утром две большие рыбы.
— Но послушайте, доктор! Мы возим туда за пять крузейро.
Он оборачивается, но, взглянув в голубые баварские глаза сеньора Фернандо, понимает, что спор лишен смысла. Через мгновение мы подкатываем к выставке, находящейся от пристани в пяти минутах пешего хода.
Сеньор Фернандо расправляет плечи, достает записную книжку и шагает вперед. Увы, его ожидает жестокое разочарование.
В крошечных стойлах под дырявым навесом, утопая в навозе и моче, лежат и стоят грязные худые коровы. В соседнем павильоне в такой же грязи уныло разглядывают зевак несколько крутолобых буйволов, завезенных сюда, видимо, с острова Маражо. В их темных глазах тоска и голод.
Негодованию сеньора Фернандо нет границ. Он оскорблен в своих лучших чувствах.
— Как! И это экспозиция лучшего скота штата Амазонас? Эти жалкие трупы, с которых даже шкуру хорошую не получишь, нам показывают как образец?
Он прячет записную книжку, долго бранится, размахивая руками и уверяя меня, что, если бы я посетил выставку скота на юге, где-нибудь в Гуаибе например, я бы получил представление о том, что такое хороший бразильский скот. Я чувствую, как в его разгоряченном мозгу рушатся планы, подсказанные Алмейдой, и гаснет желание вкладывать свои капиталы в «эту авантюру».
Из развешанных динамиков струится веселая музыка. Пахнет свежей мочой и жареными орешками, которые нам наперебой суют со всех сторон лотошники. Постепенно глубокие морщины на лбу сеньора Фернандо разглаживаются. Он обращает мое внимание на прогуливающиеся по аллеям влюбленные пары и целые семейства и отмечает, что выставка является все же значительным событием в жизни Итакоатиары. Тем более что на ее территории находится и зона отдыха с качелями, аттракционами, киосками, где продается кока-кола и местный напиток — гуарана.
Мы долго гуляем по выставке, стреляем в тире, жуем орешки, слушаем сообщения радиопочты и завершаем вечер визитом в главное увеселительное заведение Итакоатиары — ночной бар, владелец которого, видимо, лез из кожи вон, стремясь устроить здесь, на берегу Амазонки, нечто такое, что может соперничать с самыми модными кабаками Копакабаны. Ради этого он держит под прилавком контрабандное шотландское виски и развесил над столиками самодельные цветные плакаты с надписями по-английски: «Ай лав ю», «Май дарлйнг» — и прочими перлами в том же духе. Увы, к его глубочайшему сожалению, мы не заказываем виски, а пьем гуарану. Напиток хорош. Пауло рассказывает нам о том, как где-то здесь, в амазонской сельве, собирают мелкие, напоминающие вишню ягоды, как их высушивают, затем вылущивают из них семечки, перетирают и толкут их в глиняных ступках и из образовавшегося коричневого порошка, напоминающего молотый кофе, варят этот божественный напиток, который вылечивает едва ли не все на свете желудочные болезни.
Дамы наши вскоре начинают жаловаться на усталость, и мы прощаемся с выставкой.
У выхода мы видим все тот же таксомотор. Шофер узнает нас и приветствует долгим гудком. Мы подходим, усаживаемся, чтобы занять как можно меньше места, и сеньор Фернандо строго говорит:
— Город ты нам уже показал, теперь давай прямо на пристань.
И мы За три минуты доезжаем до пристани, где уже заканчивается разгрузка соли.
Завтра мы будем в Манаусе«Сообщение для Раймундо Коста из Паракари: твой тесть Элой велит тебе, Раймундо, съездить на плантацию и посмотреть, не созрел ли джут для уборки. Если пора начинать уборку, подготовь инструмент. Твой тесть Элой возвратится домой в…»
Прощальный гудок «Лауро Содре» заглушает это сообщение. Около полуночи мы отчаливаем, и пассажиры начинают готовиться к окончанию рейса. Укладываются чемоданы в первом классе, увязываются мешки — в третьем.
Я выхожу на палубу и останавливаюсь у перил. Где-то рядом слышится ликующий голос Жозе Катарино:
— Сеньор, я продал наконец свои серьги. Я продал их!
— Поздравляю. Значит, вы едете теперь до Порту-Велью?
— Да, да. Там у меня дядя. Он мне поможет первое время.
— Стало быть, и там будете башмачником? Как в Сан-Луисе? — спрашиваю я.
Жозе понижает голос и, наклонившись ко мне, доверительно сообщает:
— Вы знаете, сеньор, я смотрю вокруг и вижу, что все тут ходят босиком. Какой же у башмачника будет заработок? Нет, уж лучше я займусь «гаримпом»: отправлюсь на прииск. Говорят, там, в Порту-Велью, много золота.
Он уходит, довольный собой и преисполненный веры в будущее.
Я облокачиваюсь на перила и смотрю вниз. В слабом свете иллюминаторов нижней палубы видно, как пенится у самого борта черная вода. Тревожно гудит «Лауро Содре», предупреждая рыбачьи лодки об опасности столкновения. Все так же, как вчера, как неделю назад, плывет едва угадывающийся во тьме черный берег. Звенят москиты. Интересно, в Манаусе много москитов? Я думаю о том, что уже завтра около полудня мы будем в этом городе. И что я, вероятно, никогда больше не увижу ночную Амазонку. И что нужно все-таки дать в Рио телеграмму, хотя бы одну за весь рейс. Да, да, нужно немедленно дать телеграмму.
Я поднимаюсь в радиорубку. Радист, клюя носом, выписывает квитанцию: «С вас, сеньор, пять крузейро».
Пока он отсчитывает сдачу, я покручиваю ручку приемника. И вдруг сквозь визги и треск перенаселенного эфира прорывается что-то знакомое! Я хватаю радиста за руку, он изумленно глядит на меня. С другого конца земли сюда, в самое сердце Амазонии, доносится голос Москвы. Сейчас там пять часов утра. Вероятно, это утренний выпуск «Маяка». Первые новости начинающегося дня, обогнув землю, пришли в мир, где еще не кончился день вчерашний: на часах радиста одиннадцать часов вечера.
