Владимир Санин - Вокруг света за погодой
Так что Дэзи вас не обидит, и вы постарайтесь отплатить ей той же монетой, потому что верный страж каюты капитана так мал ростом, что на него можно случайно наступить: не думаю, чтобы после сытного обеда Дэзи весила больше килограмма.
Итак, после стука в дверь вас обязательно встретит и облает Дэзи, которая быстро спрячется под диван и будет виновато слушать, как хозяин извиняется за ее невоспитанность. И вы охотно примете эти извинения, потому что Олег Ананьевич Ростовцев не просто капитан, а капитан с двадцатилетним стажем и очень интересный собеседник.
Вы это обнаружите не сразу, малознакомых ему людей капитан любит больше слушать; он угостит вас крепчайшим чаем, вежливо поинтересуется, какое впечатление произвел на вас корабль, долгое время не будет вмешиваться в беседу за столом и лишь потом, если гости покажутся ему достойными доверия, понемногу разговорится. И тогда он, быть может, расскажет о приключениях зверобойного судна в арктических льдах и морях Севера, о том, как добывают китов в Антарктике, и о разных других интересных вещах.
Но не станем опережать события; беглая экскурсия по судну закончена.
Наша планета и ее наряды
Мы уже идем по Тихому океану ромбом: впереди «Королев», а за ним «Волна», «Прибой» и «Океан». Расстояние между кораблями превышает сотню миль, держать равнение трудно, и ромб время от времени превращается то в квадрат, то в треугольник, то вообще в какую-то абстрактную геометрическую фигуру. Но в интересах науки идти нам следует обязательно ромбом, и Вадим Яковлевич Ткаченко, «великий координатор», как мы его называем, то и дело разносит по рации коллег с других кораблей, заставляя их перестраиваться. Мы одновременно запускаем радиозонды, делаем гидрологические станции и синхронно проводим всевозможнейшие наблюдения — такая научная программа в Тихом океане осуществляется впервые, и ее результаты волнуют многих ученых.
Я начинаю понемножку во всем этом разбираться, но дорогой ценой. Александр Васильевич вызывает меня на учебу в самое неопределенное время. Чаще всего в час послеобеденного отдыха. Едва только, плотно отобедав, приходишь в каюту и, сладко позевывая, укладываешься на койку, как раздается телефонный звонок.
— Я свободен, можете зайти.
— Вы наверняка устали, отдохните, Александр Васильевич! — проникновенно предлагаю я.
— Нисколько я не устал, заходите.
— Спасибо, бегу! — Я уныло кладу трубку и, чертыхнувшись, застилаю койку.
Учитель Александр Васильевич превосходный, многие дальневосточные моряки, в том числе и наш капитан, — его ученики. Такого покладистого педагога я в жизни не видел. Сознавая полную невежественность аудитории, он говорит со мной мягко и увещевающе, по нескольку раз повторяет элементарные истины и терпеливо ждет, пока я их записываю. Лишь иногда, когда мой мозг категорически отказывается воспринять то или иное научное откровение, Александр Васильевич вытирает вспотевший лоб платком, выпивает стакан воды и тихо шепчет в сторону что-то вроде того, что выловленный из океана кальмар куда сообразительнее. Но в конце концов вколачивает в меня истину, как сваю, и, отдышавшись, переходит к дальнейшему изложению лекционного курса.
Особенно долго я не мог понять, что наша Земля — вовсе не шар.
Как это так не шар? За что боролись?
— Джордано Бруно, Галилей, Коперник… — торжественно начинал я.
— Великие люди, — соглашался покладистый Александр Васильевич. — Тем не менее наша Земля не шар.
— Ага, — догадывался я. — Она похожа на блин и покоится на трех китах. А вокруг нее, как лошадь на мельнице, делает концентрические круги Солнце.
С большим трудом учитель опровергал мои отсталые представления. Оказывается, форму шара Земля имеет лишь в первом приближении; во втором — более точном — она эллипсоид, в третьем — еще более точном — трехосный эллипсоид, приплюснутый не только в районе полюсов, но и по экватору; а при помощи спутников наиточнейшим образом определено, что Земля имеет форму сердца! Это мне понравилось. В этом есть даже какая-то поэзия — жить на планете, которая имеет форму сердца.
Далее я узнал, что Земля отнюдь не голая и босая бесприданница, она достаточно хорошо одета. Из ее многочисленных нарядов — оболочек — нашу экспедицию больше всего интересуют гидросфера и атмосфера.
Гидросфера — это вся вода на поверхности Земли, начиная с океанов и кончая дождевой лужей под окном. Вода — чудо природы, ее свойства уникальны. Особенно интересна она в океане. Именно океан является основным поставщиком кислорода в атмосферу через большие, малые и микроскопические водоросли. В то же время вода океана поглощает из воздуха избыток углекислого газа и возвращает его обратно, когда атмосфера об этом попросит. Это очень важно. В последнее время много говорят о том, что повышение процента углекислого газа в атмосфере неизбежно вызовет повышение температуры на Земле, но, по мнению Александра Васильевича, этого не стоит особенно опасаться: океан умница, он поглотит все излишки, а если пресытится, то сконцентрирует их в виде извести (панцири морских животных и прочее).
Атмосфера — белоснежное платье нашей Земли; пока что мы еще не знаем планеты, которая могла бы похвастаться таким же превосходным нарядом. Когда-нибудь, возможно, люди ее обнаружат, но думаю, что нам с вами при нашей жизни придется довольствоваться атмосферой старушки Земли. Скажем же ей за это большое человеческое спасибо и рассмотрим ее строение.
Нижний ее слой — тропосфера. Его толщина над экватором 16–17, а над полюсами — 6–7 километров. Каждые сто метров высоты температура здесь падает в среднем на 0,6 градуса (чем дальше от печки, тем холоднее). Решения о том, какая у нас с вами будет погода, принимает тропосфера: в этом слое больше 90 процентов всего водяного пара и углекислого газа и весь аэрозоль. Кстати говоря, Александр Васильевич рекомендовал мне отнестись к аэрозолю с уважением, и я ему обещал, когда понял, что это такое. Теперь я даже не представляю себе, как без него жить — так он важен. Аэрозоль — это попавшие в атмосферу частички дыма, пыль пустынь, споры растений, морская соль и прочее; без него невозможна была бы конденсация водяного пара, то есть мы остались бы без облаков, туманов, дождей и снега. Но аэрозоль хорош, когда его — в меру, избыток же его вреден, как всякое излишество, что испытывают на своих шкурах жители Токио и Лондона, Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, проклинающие нависший над их городами смог.
Второй слой — стратосфера, отделенная от тропосферы государственной границей под названием тропопауза. Если на тропопаузе свирепствует крещенский холод, достигающий 80 градусов ниже нуля, то чем выше, тем… теплее. Благословим этот парадокс: он спасает жизнь на Земле. Оказывается, в стратосфере имеется слой озона, который активно поглощает ультрафиолетовые лучи; не будь этого слоя, поверхность нашей планеты превратилась бы в выжженную пустыню.
