Уильям Малвихилл - Пески Калахари
Глава 2
Теперь они все подчинялись Гриммельману. Стюрдевант провел их через песчаную пустыню до горного хребта. Все шли за ним, восхищаясь его умом и энергией. Потом авторитет его несколько поколебался, и верх взяла мудрость старика Гриммельмана.
Путники спустились по обрыву и, изнемогая от зноя и усталости, укрылись в тени. Немец отошел на несколько сот футов в сторону. Вскоре он вернулся и принес пять каких-то плодов, похожих на дыни. Все сидели молча. О'Брайен держал ружья на коленях; Джеферсон Смит медленно пил воду из жестяной чашечки. Старик достал перочинный нож, проткнул одну из дынь и принялся высасывать из нее сок.
— Дыня цамка, — улыбнулся Гриммельман, разрезая начатую дыню на четыре части и протягивая их Грэйс. — Передайте дальше, — сказал он. — Эти дыни сладкие. Бывают и горькие, те тоже съедобны. Если их здесь много, мы сумеем продержаться долго. И люди и животные могут употреблять их в пищу в течение многих недель. Они источник существования всего живого в этих местах. Бушмены и те не могут обойтись без дынь.
Старик насадил на нож другую дыню и бросил ее Стюрдеванту. Бэйн подошел сам и взял еще одну. Вскоре уже все потягивали сок и ели сладкую мякоть.
— Дыни цамка превосходно приспособились к окружающей среде, — продолжал старый немец. — Когда они созревают, корка, как видите, отвердевает, становясь все крепче и крепче, и сохраняет при этом воду и семечки. Кстати, они тоже съедобны. А когда начинаются дожди и наступает пора прорастания, корка лопается, и семечки высыпаются.
— Вкусно, — заметил О'Брайен. — Но сколько же их здесь?
— Чуть-чуть подальше — большая поляна, — ответил Гриммельман, показывая в сторону долины. — Надо пойти взглянуть. Если мы, конечно, решим остановиться здесь на некоторое время. Хорошо бы набрать побольше дынь и сложить их в тени.
Английский язык старика был почти безукоризнен. Хотя говорил он с сильным немецким акцентом, все слушали его с удовольствием.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил Стюрдевант. — Ты говоришь совсем как мой дед, старый бур, который тоже знал много всякой всячины.
— Я был много лет назад в Южной Африке, — ответил старик. — Участвовал в войне против племени гереро [5]. Воевать пришлось в пустыне, и я многому тогда научился. По-моему, сейчас мы находимся в Юго-Западной Африке. Ты полагаешь, это Калахари? Не все ли равно. Всего лишь пятно на карте.
— То была ужасная война, — заметил Смит. — Кое-что о ней я читал.
— Да, — продолжал Гриммельман, — ужасная война, впрочем, как и все войны. Мне стыдно признаться, что я участвовал в ней. Гереро — хорошие люди. Но поселенцам, видите ли, понадобилась их земля, их скот и их труд. Однако гереро не могли, да и не захотели покориться. Большая часть племени была уничтожена. Шестьдесят тысяч. В общем совсем так, как вы расправлялись с индейцами у себя в Америке.
Дыни были съедены, на твердом песке валялись теперь лишь одни корки. Старик, опершись на свою тяжелую трость, медленно поднялся и зашагал вверх по долине. Первым встал и двинулся за ним О'Брайен, а потом потянулись и все остальные.
— Ты что-то говорил о дожде, — обратился О'Брайен к немцу, поравнявшись с ним.
Гриммельман утвердительно кивнул, на мгновение остановился и перевернул тростью плоский камень размером со столовую тарелку. Две пестрые ящерицы бросились наутек.
— Да, о дожде. В этой части Африки дожди льют чаще, чем ты думаешь. А в некоторых районах осадков даже больше, чем об этом говорят официальные данные. Однако много ли в них проку, мой друг. Дожди-то выпадают, но вода так быстро уходит в песок, что через несколько минут от нее не остается и следа. В этой почве нет слоев, которые задерживали бы влагу. Если копать достаточно глубоко, можно и до воды добраться. Такие колодцы здесь называют шахтами. А на поверхности вода не задерживается. Иначе на территории почти всей Калахари можно было бы разводить громадные стада скота. Но воды нет. Кое-где после хорошего дождя образуются мелкие водоемы, но и они высыхают, а на их месте вырастает трава. Известно ли тебе, что с каждым годом земля в этом районе Африки становится все суше? Озера, которое открыл знаменитый доктор Ливингстон и которое ты еще можешь найти на старых картах, более не существует. Оно исчезло. Высохло. И теперь по нему можно ездить на автомобиле. Засуха, а не джунгли — проклятие Африки, мой друг.
— А сейчас уже наступил сухой сезон? — спросил О'Брайен.
— Да, — ответил старик. — Сухой сезон. Не жди дождей, ибо ждать придется долго. Однако здесь должен же быть какой-нибудь родник. На склоне я заметил следы бабуинов.
— Надо надеяться. — сказал О'Брайен. — Последний самый сильный дождь прошел здесь в 1934 году, — продолжал Гриммельман. — Я прочел об этом в газетах, когда жил в Германии. Река Свакоп достигла тогда океана и вынесла столько гальки, что береговая линия отодвинулась в сторону моря. За последние десятилетия это был самый страшный ливень. Он срывал даже железнодорожные мосты. С тех пор ничего подобного уже не бывало.
Вскоре путники достигли пещеры, миновали ее и у подножья высокого утеса нашли естественный прудик шести футов диаметром и пяти — глубиной. Прудик был непроточным, однако вода в нем не застоялась и не просолилась. Вокруг росло несколько невысоких деревцов и виднелись следы животных и птиц.
— Теперь, пожалуй, мы останемся живы, — проговорил Гриммельман. — Пока есть вода, у нас есть на это шансы. Во всяком случае, на какое-то время.
Все опустились на колени и, черпая воду пригоршнями, начали жадно пить. Потом О'Брайен погрузил в прудик свою большую ковбойскую шляпу, надел ее на себя и громко расхохотался, когда вода побежала по его волосам и лицу. Грэйс плескала воду на лицо и шею. Опустив голову в прудик, лежал неподвижно Бэйн. Гриммельман попросил у Стюрдеванта чашечку и стал поливать живительную влагу на затылок. Смит обливал себя всего с головы до ног, а Стюрдевант окунул голову в воду, сбросил рубашку, наполнил одну из канистр и, приподняв ее над собой, принял душ. Довольный, он начал напевать веселую песенку «Вальсирующая Матильда».
* * *Они возвратились на четверть мили назад к пещере, которую миновали ранее, двигаясь вверх по долине. Высокая и просторная, с дном, покрытым белым песком, и входом, который, как показалось Стюрдеванту, был достаточно широк для того, чтобы в него мог въехать грузовик, пещера представляла для них превосходное убежище.
О'Брайен достал из своего тюка карманный фонарик, и все последовали за ним в полумрак.
— Сюда, — позвал Гриммельман. Тростью он показывал на странные рисунки на ровной стене. — Живопись бушменов.
