Николай Алексеев - Зимовка на «Торосе»
Не знаю, какие мысли бродили в голове моего спутника, но на мое предложение срочно возвратиться, он совершенно спокойно ответил:
— Что же, пойдемте. Жаль, палатку не нашли, ну, да ладно, до следующего раза.
Чиркнув несколько раз спичкой, мы определили по бусоли направление на «Торос» и скорым шагом пустились в обратный путь. Начался ветерок, дувший нам прямо в лоб. Хлопья снега закружились в воздухе и в виде поземка неслись над застругами. Обернув лица шарфами так, чтобы дыханию не мешал ветер, мы продолжали свой путь. Временами мне казалось, что мой спутник начинает уклоняться куда-то в сторону, но я не останавливал его, не будучи твердо уверенным, что сам иду строго по прямой линии.
Прошло часа полтора. Наши спины взмокли, от обильного пота. Погода не менялась — шел крупный снег, ветер дул с силой не больше трех баллов.
— Давай передохнем минутку, проверим направление по компасу, — предложил я, чувствуя, что сердце прямо вырывается из грудной клетки от быстрой ходьбы по неровным застругам.
— Отдохнуть надо, — согласился мой товарищ.
Мы легли прямо на снег, так как иного способа дать передышку ногам не было. О дальнейших перспективах своего достаточного опрометчивого путешествия не говорили — не стоило будоражить то, что и без того представлялось более чем неприятным. С большим трудом, испортив десяток спичек, удалось рассмотреть картушку буссоли. То направление, к которому как будто бы «уклонялся» мой товарищ, оказалось верным, значит мой инстинкт подводил. Через несколько минут холод начал заползать под нашу одежду. Снег, таявший на наших спинах и плечах во время ходьбы, постепенно смерзался в хрустящую корку.
— Ну, пошли дальше. До острова доберемся, а там уж вы выводите — небось изучили его и вдоль и поперек, расставляя песцовые капканы.
— Найдем дорогу! — решительно заявил гидролог, — если не усилится ветер и мороз — и горя мало, а вот…
Снова мы, спотыкаясь на каждом шагу, брели туда, где должен находиться «Торос». Через час опять ложимся на снег сверить свой путь с показаниями компаса. Спички моментально гаснут на ветру, не успевая осветить крошечный кружок картушки буссоли. Из собственных тел и полы расстегнутого ватника мы соорудили, наконец, примитивную защиту от ветра, но… кончился запас спичек. Пустой коробок, подхваченный ветром, улетел в ту сторону, откуда мы пришли.
— Дас ист капут! как говорят немцы, но и чорт с ним. Пошли, Николай Николаевич, ветер не должен был меняться, и мы все время идем на него, значит путь верен.
Твердость моего спутника была совершенно непоколебимой.
Еще через час утомительного пути впереди появилось какое-то неясно сияние и, наконец, открылся яркий прожектор «Тороса», направивший свой луч прямо на Таймырский пролив. Все опасения и сомнения остались позади.
По секрету скажу, что, когда я остался в своей каюте один, ко мне зашел Сергей Федорович и устроил мне хорошую головомойку за опрометчивую прогулку. Правильно сделал, конечно.
21 декабря опять телеграмма от «Нерпы»:
«Закончили работы разрезом по 78 параллели тчк Возвращаемся Мурманск».
Молодцы ребята! Забрались больше чем на градус севернее широты нашей зимовки.
Через два дня начался новый гидрологический выход одновременно двумя отрядами. Один оставался у входа в бухту Ледяную для измерения вертикального распределения температуры воды и ее солености в проливе Паландера; другой добрался до оставленной нами палатки в Таймырском проливе.
Пронесшиеся пурги частично обвалили наш палаточный дом, но парусина все же выдержала, и восстановление палатки не заняло много времени. Свое снаряжение мы улучшили тем, что для каждого спального мешка сшили отдельный брезентовый чехол. Наблюдатели захватили с собой запас теплой одежды специально для сна в мешках, и, таким образом, холод перестал забираться к спящим. Переконструированные вертушки с грехом пополам фиксировали течения, идущие подо льдом проливов.
Первые сутки наблюдений прошли нормально. Переезд на новую станцию на рейд «Зари» сопровождался таким морозом, что мы еле-еле смогли вырубить новую прорубь и разбить над нею палатку. В рабочее отделение палатки был поставлен специальный примус, чтобы хоть немного помочь наблюдателям в опасении от нестерпимого холода.
Работы закончили 30 декабря. Подул свирепый восточный ветер при температуре в —28°. Вертушка по ее извлечении из воды моментально покрывалась коркой льда, несмотря на обогревание ее примусом и поливкой горячей водой из чайника. Дело, в конечном счете, сводилось уже не к правильным наблюдениям, а к порче прибора, так как частый переход температуры кипятка к свирепому морозу не мог, конечно, не отозваться на состоянии его мелких деталей. Возвращение партии со всем грузом на корабль произошло уже при морозе в —31° с ветром. Особенных бед ни с кем не произошло, но лица были обморожены у большинства участников похода.
Результаты наблюдений показали, что через южные проливы архипелага Норденшельда вместе с приливо-отливными колебаниями уровня моря проходят течения, периодически меняющие свое направление с запада на восток и обратно. Ветры существенного влияния на режим течений не оказывали, что, впрочем, и следовало ожидать, принимая во внимание, что весь архипелаг был покрыт сплошным льдом.
В отношении организации наших маршрутов пришлось убедиться, что еще очень многое требует переделок и не только у нас в экспедиции, но и на юге — в снабжающих нас организациях. Прежде всего вопрос уперся в одежду, которой у нас было огромное количество. Подавляющее большинство вещей не нашло себе применения из-за полной их негодности. По существу говоря, из всего ассортимента специфически полярной одежды мы использовали только меховые чулки, штаны и рубахи. Малицы и вся меховая обувь, если и годились, то только для спокойной езды на нартах, пешком же в них нельзя было пройти ни одного километра. Все это обладало таким весом и покроем, что человек чувствовал себя в них связанным. Тепла от этого снаряжения дождаться было трудно, так как на его пошивку пошел тот же длинношерстый собачий мех. Нашим заготовительным и снабжающим организациям надо категорически отказаться от пошивки такой одежды и сделать весь упор на оленьи шкуры, которые легки, теплы и гораздо прочнее собачьих. Иной вопрос о стоимости этой одежды, но, учитывая, что целесообразность расходов диктуется в данном случае необходимостью, говорить о ней не приходится. Образцом покроя одежды и выделки шкур должны послужить изделия чукчей, населяющих наш северо-восток. Их одежда идеальна в отношении как удобств, так и тепла, что уже много раз было доказано всеми, кто имел удовольствие с ней познакомиться.
