Сергей Обручев - По горам и тундрам Чукотки. Экспедиция 1934-1935 гг.
У гор Иоанай на западной окраине впадины мы стали на ночлег. Со склона этих гор открывается великолепный вид на Анюйский хребет. Он круто обрывается к равнине, белые склоны сразу вздымаются кверху, увенчанные черными поясами скал.
Узкие глубокие долины прорезают эти горы. По какой из них направиться в хребет? Какая из них приведет нас к легко преодолимому перевалу? Ведь аэросани не могут взбираться на крутые склоны.
Мне кажется, что крайняя западная долина — самая удобная. Ее разрез широк, и оттуда выходит большая река. Плоское дно заманчиво — как широкая дорога скрывается долина за изгибом гор. И мы на следующий день направляемся по этой долине.
Направо, вдоль фронта хребта, уходит другая долина, и в ней две яранги. Мы уже стали настоящими чукчами — нам хочется подъехать к ярангам и узнать пыныль, поесть мороженого мяса или костного мозга. Но мы сделаем это потом. А пока в горы. Вход в хребет суров и неприютен. Отсюда, из ущелья, вырываются сильные ветры — вся поверхность долины в крепких застругах. По бокам — громадные морены прежних ледников; стесненное между ними русло покрыто от борта до борта наледью. Наледь без воды, но вся в плоских волнах и буграх. Сани осторожно переходят через окраину хребта.
После легкого завтрака мы отправляемся в разные стороны: Ковтун на соседнюю гору, а мы с Денисовым вдоль хребта на запад; заодно зайдем к чукчам и расспросим о дороге через хребет.
Мы видим, как Ковтун поднимается на склон горы. Его черная фигурка с рюкзаком за спиной и лыжной палкой ползет вверх по снежным буграм. И спустя немного времени я со сжавшимся сердцем вижу, что эта черная точка вползает на белое ребро главной горы. Когда мы обсуждали план его экскурсии, я имел в виду соседнюю широкую гриву с пологим подъемом. Но его привлекла эта более высокая трехгранная вершина, откуда открывается более широкий вид. Он должен будет забраться по ее уклону и крутому ребру в своих скользких меховых сапогах. Но теперь ничего не поделаешь — догнать его нельзя, кричать бесполезно. Остается издали следить, не поскользнется ли он и не полетит ли маленькой лавиной по правому или левому скату.
Мы продолжаем наш путь. На поверхности морен вдалеке появляются черные силуэты — три нарты едут от яранг. Мы поворачиваем им наперерез, и, когда нарты приближаются настолько, что можно видеть лица, крик изумления вырывается из наших уст. Конечно, чукотский крик изумления — «какуме» (или сокращенно — «каку-каку»); это восклицание в большом ходу у чукчей.
На задней нарте — Ионле, сам своей персоной. Здесь, на Яраквааме, куда он ни за что не хотел нас везти, потому что здесь, по его словам, лежит непроходимый глубокий снег! И вот всего двенадцать дней спустя он уже пришел сюда из Чауна со своим караваном. А кругом на склонах гор ходят его олени, все его громадное стадо. В это место, где, как он говорил на совещании, нет корма, он пригнал всех своих оленей и собирается здесь стоять все лето.
Но Ионле ничуть не смущен этой встречей. Он весел, как всегда, и рад нас видеть. Он, оказывается, ехал к аэросаням показать — своей первой жене «колё-оргоор». Жена его Чаайкай — единственная действительно хорошенькая, с европейской точки зрения, чукчанка, которую я встретил. Керкер, конечно, темный, из хороших мехов, не портит ее фигурку, а круглое личико кокетливо улыбается из мехов.
Ионле охотно рассказывает мне о дороге через хребет— надо, идти вверх по долине и когда река вильнет в боковое узкое ущелье, то следовать все прямо через широкую седловину, и мы попадем в бассейн Малого Анюя, к озеру Илирнейгытхын и увидим настоящий лес. Ионле даже предлагает свои услуги — поехать вместе с нами проводником или свозить на легковой нарте к соседним верховьям р. Раучуван.
Я рассказываю, ему новости — о том, где стоит Теркенто, куда кочует Эттувий, и получаю высокое одобрение: «Ты хорошо умеешь передавать пыныль». Чувствую себя польщенным: ведь не так просто овладеть этим искусством.
Здесь мы разделяемся — Денисов садится на переднюю нарту, к работнику Ионле, и уезжает угощать гостей и показывать им аэросани, а я иду дальше на запад. Скоро я встречаю и оленей Ионле. Не обращая на меня никакого внимания, крепкие большие олени бродят по склонам холмов, копытят снег, фыркают, дерутся.
А на высоком холме стоит яранга, здесь живет мать самого Ионле, которой в его частые отсутствия поручается стадо.
В то время как середняки и бедняки к весне выходят на окраину гор и потом кочуют к морю, чтобы охотой на морского зверя и рыбной ловлей немного увеличить свои продовольственные запасы, богачи вроде Теркенто и Ионле уходят к высоким горам.
Здесь летом меньше комаров, корм хороший, и стада проводят все лето почти на одном месте, Чукчи не умеют возить грузов вьюком на оленях, считают это грехом и таскают грузы на плечах. Поэтому их кочевки летом очень ограничены.
Из яранги подымается дым, мне хочется пить, и меня очень тянет зайти туда, снять лыжи, сесть скрестив ноги на «постель» и тянуть густой чай из блюдечка, закусывая мороженым мясом и рассказывая пыныль. И, право, с трудом удается убедить себя, что надо идти к утесам и собирать образцы.
Возвращаюсь к палатке поздно. Уже темнеет. Ков-туна нет. На склоне горы его также не видно. Надо ли идти его искать или ждать утра? Ночи еще недостаточно светлы для поисков.
Только когда в ущелье уже совсем сгустился вечерний сумрак, показался вдалеке Ковтун. Я рад его приходу, но вместе с тем начинаю его журить: зачем так рисковать, когда можно было подняться на эту же гору кругом, через плоскую гриву. Ковтун и сам не хотел бы повторять этого восхождения: снег был так крепко убит ветром и такой скользкий, что ему пришлось ползти и цепляться голыми руками. Все ногти у него ободраны, А отступление было невозможно — спускаться вниз _еще хуже. Так, отчаиваясь не раз в успехе, он дополз до вершины. К счастью, южный склон горы уже частью оттаял, обнажились осыпи, и можно было спуститься в долину Яракваам.
Следующий день был также посвящен экскурсиям. К вечеру приехал Ионле и привез заказанного ему оленя (нам нужно мясо для нас и в Чаун для нашей базы). Цена мяса у Ионле гораздо выше, чем у Теркенто. А привезенный олень, как это ни странно, не содержит некоторых существенных частей — например, у него только по три ребра с каждой стороны. Сразу видно, что Ионле человек хозяйственный.
Ущелье Яракваам вверх от первой наледи очень мрачно. Над черными осыпями и белыми скатами тянутся черные обрывы утесов. Ущелье, похожее на узкий коридор, постепенно загибается направо. Дно его покрыто крепкими застругами, а там, где морены стесняют русло, появляются наледи. Аэросани лезут все выше и выше; последняя наша стоянка была на высоте 600 м над уровнем моря, а теперь мы забрались, наверно, еще метров на двести.
