Аркадий Фидлер - Канада, пахнущая смолой
Но больше всех радуюсь я: наперекор действительности моя Бася оказалась права. Маленькие индейцы ездят на собаках!
Увлечение катанием на собаках длится день. Потом быстро стынет, и собачьи скачки забываются.
С этого дня я полюбил моего пса еще больше. Следовало бы купить его. Но хозяин собаки, рыбак с реки Оскеланео, неуловим. Он уехал куда-то в леса и неизвестно когда вернется, а без его согласия я не волен взять пса с собой. Это могло бы повлечь за собой неприятные последствия, как доброжелательно заявляет мне Френкленд. Поэтому он, к сожалению, забирает пса к себе и в момент нашего выезда на охоту держит его за шею, стоя на берегу озера.
Это торжественный отъезд. На пристани собралась толпа индейцев, тьма детей и собак. Неожиданно, в тот момент, когда лодка отчаливает от берега, мой пес вырывается из рук Френкленда, прыгает в каноэ и ложится у моих ног. Замешательство. Выгнать собаку невозможно. Она глуха ко всем моим просьбам и угрозам, только распластывается на дне лодки.
— Я не могу его сдвинуть с места! — кричу, раздраженный неприятным происшествием.
Кричу громко. Громче, чем нужно. Я неистовствую от волнения и жалости.
Но пес должен остаться в Обижуане. Станислав резко схватывает его за шею и шерсть на спине и бросает в воду. Бедняга молит меня последним отчаянным взглядом. Не может понять, почему я порываю нашу дружбу.
Фыркнул мотор, лодка рванулась вперед. Джон Айзерхофф, мой индейский проводник, садится за руль. Мы быстро удаляемся. Пес доплывает до берега и начинает выть. Громко, прерывисто, страшно.
Теперь я знаю, как плачут собаки.
Часть третья
30. СЛЕДЫ… ОДНИ СЛЕДЫ
Всюду следы лосей. Много старых затертых, но есть и свежие, порой такие отчетливые, как будто лоси прошли всего минуту назад. Следы всюду: в траве, в грязи, на песке-вдоль всего берега. По мере того, как мы удаляемся от Обижуана, их становится все больше и больше; значит, мы приближаемся к
местам большой охоты. Мой поход близится к цели: об этом свидетельствуют многочисленные следы, но — черт возьми! — где сама дичь? Мне уже осточертел вид одних следов.
Когда неделю назад мы заметили первые следы лосей у реки Оскеланео, они обрадовали нас и распалили воображение как предвестники будущих треволнений. Теперь они перестали меня радовать, наскучили. Следы — словно красивые обещания: слишком долго, раздражающе долго не исполняющиеся. Явно пустые и бесполезные, они дразнят и мучают.
Несколько раз мы включаем мотор и высаживаемся на берег. Исследуем местность, внимательно осматриваем все вокруг, словно сыщики. В следах меньше всех разбираюсь я. Хорошо читает их Станислав, еще лучше, естественно, старый индеец кри Джон Айзерхофф; но подлинным мастером, кажется, является Лизим, наш четвертый товарищ.
Лизим, хотя и моложе Джона на двадцать лет, выдвинулся на первое место в экспедиции как выдающийся проводник. Вообще это незаурядный индеец; черты лица у него монгольские, он носит очки и умеет ремонтировать моторы. Когда в пути глохнет мотор, Лизим разбирает его до последнего винтика, чинит, собирает — и мотор снова работает.
Во время осмотров берега Лизим делает какие-то наблюдения и открытия; тихим голосом, на языке кри, он сообщает эти сведения Джону, а тот рассказывает мне по-английски, что там вчера купались два лося, здесь проходил больной бык, а вот здесь стояла когда-то лосиха.
— Здесь наверняка есть лоси! — заканчивает он.
— Где же они? — насмешливо спрашиваю я и демонстративно оглядываюсь вокруг. — Я вижу одни только следы! Nothing but tracks!25
Лес у озера распростерся привольно, прекрасный, как мечта, но такой пустынный, словно его опустошила эпидемия.
У Джона мягкий характер, он озабоченно улыбается и вежливо бормочет что-то под нос. Белый человек очень нетерпелив.
Проплыв более тридцати километров, мы попадаем в местность с несколько иным ландшафтом: в густом до этого массиве хвойного леса все чаще появляются светлые пятна лиственных деревьев. Множество осин и белоствольных берез растет среди пихт и елей. Скалистый берег очень изрезан: в гущу леса глубоко вдаются луга и болота — излюбленные пастбища лосей.
Плывем на юго-восток по огромному продолговатому озеру с путаницей проток и многочисленными островками: озеро Мармет. Тянется оно более чем на двадцать километров. У южной его оконечности перед нами вырастает полуостров — тонкий и длинный, словно вогнанный в озеро стилет. Высаживаемся на мысу. Джон заявляет, что мы достигли цели. Здесь самый центр лучших охотничьих мест. Отсюда мы можем отправляться на охоту во все стороны — на запад, на юг, на восток и даже на север, откуда мы прибыли. Всюду встретим лосей.
Полуостров окаймляет песчаная полоса, за которой виден лесок с длинными и тонкими, как сам полуостров, деревьями. В этом лесочке, в небольшой впадине, в тени берез и молодых пихт, раскидываем наш лагерь. Котловинка гарантирует нам полную безопасность: ничьи чужие глаза не заметят пламени нашего костра. До воды недалеко — меньше сорока шагов. Мне нравится это место.
Пока разбиваются палатки (две, так как индейцы ставят свою отдельно), в лагере вдруг появляется странный гость. Это лесная куропатка. Она садится на поваленное дерево почти рядом — до нее не больше двадцати шагов — и не выказывает ни малейшего страха. Наоборот! Она забавно и вызывающе вытягивает и втягивает шею, то поднимая, то наклоняя голову. Видимо, она возмущена, ее снедает любопытство, она хочет понять: что это за нахалы нарушают покой леса? Fool hen, глупой курицей называет ее Лизим, и, кажется, справедливо. Оперением она напоминает нашего рябчика, только немного крупнее.
У Лизима с собой шестимиллиметровый винчестер. Он достает оружие из вещевого мешка и, пока Джон оправдывает передо мной его поступок — выстрел будет негромкий, крупного зверя не встревожит, — спокойно заряжает винчестер, секунду целится и стреляет. Прекрасный выстрел! Пулька попадает куропатке в голову, и птица падает на месте. За свое легкомыслие она заплатила жизнью, а нам открыла замечательного стрелка и обеспечила вкусное жаркое.
В нескольких шагах за лагерем индейцы показывают мне следы лося. «Крупный самец! — хвалит его Джон. — Он проходил тут лишь вчера». Действительно, на песке резко вырисовываются большие овальные углубления. Но следами я уже сыт по горло…
— Опять следы! — с деланным возмущением кричу я и смеюсь Джону в лицо.
Старый индеец огорчен. Его задевают мои насмешки. Советуется о чем-то с Лизимом, после чего предлагает мне еще сегодня, несмотря на позднее время, совершить недолгую разведывательную поездку. Темнота наступит только через час.
