Луи Ружемон - Приключения Ружемона
Я позабыл еще сказать, что одним из любимейших занятий моих барышень было расчесывать и убирать мои волосы, которые к этому времени были гораздо длиннее, чем у них. Они с особым удовольствием прочесывали их самодельными гребнями, изготовленными мною из игл дикобраза.
Наше видимое довольство несказанно радовало Ямбу: она теперь была вполне убеждена, что я окончательно поселился с ее народом и уже не мечтаю о возвращении в среду таких же белых людей, как я сам. Между тем мои чернокожие, при всем своем благоговении ко мне и расположении, питаемом ко всем нам, не могли положительно выносить нашей музыки и пения. Им нравились резкие звуки двух деревянных дощечек, которые с силой ударялись одна о другую, или же дикий вой и громкие песни, какими они услаждали себя на празднествах; наше же пение они сравнивали с воем австралийских волков (динго). Правда, это было не совсем лестно для нас, но что же делать?!
Огорчая периодически своих чернокожих друзей нашим невыносимым для них пением или музыкой, я вознаграждал их тем, что отправлялся с ними в охотничьи экспедиции и всегда принимал живейшее участие в их торжествах и празднествах, оставляя на это время своих барышень под охраной Ямбы и других женщин, так как они боялись оставаться одни. Как я уже упоминал, мне часто приходилось охотиться на диких кошек, которых ловили в особые ловушки, вроде верш. Раз я сам проткнул своим копьем одно такое дикое животное, как не хотелось мне взять его живым, на утешение барышням: но дикую представительницу нашей «киски» нечего было и думать приручить… Теперь мне хочется сказать, как мы проводили воскресные дни. Конечно, как они, так и я, давно уже потеряли счет дней. Но мы решили выделять из каждых семи дней один и посвящать его по преимуществу молитве и религиозным беседам, назвав этот день воскресеньем. В этот день поутру мы устраивали в нашей просторной жилой комнате вроде богослужения, к которому допускался, кроме двух барышень, Ямбы и меня, только наш домашний женский персонал, потому что я тщательно старался избегать обращения туземцев в христианство.
Обе девушки были очень религиозны, в лучшем смысле этого слова: они знали на память почти весь Ветхий и Новый Завет, и в воскресные дни читали наизусть по целой главе, после чего начиналась беседа на тему прочитанного и, признаюсь, они научили меня многому, чего я раньше не знал.
Бланш, старшая из барышень, с особым, трогательным чувством читала вслух самые лучшие места из Священного Писания, и я сейчас помню ее кроткое, бледное личико и тихий, мелодичный голос. Кроме Священного Писания, обе девушки знали на память все Богослужение по обряду англиканской церкви, и множество церковных песен, псалмов и молитв, которые они поочередно пели и читали, уходя всей душой и всеми помыслами в свою молитву. Я пел все эти гимны и молитвы вместе с ними и вскоре сам запомнил их все.
Иногда, охваченные религиозной ревностью, девушки хотели было идти проповедовать дикарям Евангелие, но я всегда отговаривал их, так как не видел толку в проповеди и боялся навлечь если не вражду, то недоброжелательство со стороны большинства чернокожих.
Так мы проводили воскресенье; в будни же мы часто забавлялись различными играми, преимущественно в мяч. Последний я изготовил из двуутробковой кожи, набив его мягкой, легкой корой папии и обшив кишечным пузырем. Барышни научили меня играть в крокет, а я, в свою очередь, попробовал было привлечь к этой игре чернокожих, но попытка моя не увенчалась успехом. Мы изготовили необходимые для крокета шары и молотки из твердой акации, которую я вырубил своим топором. Туземцы скоро научились отлично отбивать мяч, но зато никак не могли примириться с необходимостью бегать за шаром. «Так бегать за шаром, — говорили они, — дело, пригодное лишь детям и женщинам, но унизительное для достоинства мужчины». Ямба и я продолжали еще некоторое время играть, но вскоре и нам эта задача пришлась не по силам, благодаря огромным расстояниям, которые нам приходилось идти за шаром. Мы забросили эту национальную английскую игру и заменили ее игрой в мяч, а именно в ножной мяч, оказавшуюся несравненно более успешной. Но и тут мои чернокожие партнеры остались недовольны, так как эта игра, по их мнению, требовала слишком много сил и движения, которые могли быть употреблены с гораздо большей пользой для добычи пищи. Заставить их смотреть на игру с другой, европейской точки зрения, конечно, я не мог.
В то же время мои барышни научили меня танцевать разные танцы, которые очень быстро были усвоены мною; вскоре я так усовершенствовался в них, что приводил в восторг не только туземцев, но и моих юных учительниц.
Иногда мне приходила фантазия пройтись вальсом с младшей из двух сестер, между тем как старшая насвистывала или напевала нам один из старинных знакомых вальсов. И каждый раз, когда я танцевал, туземцы собирались большим кружком вокруг меня, а те, что находились в первом ряду, впереди остальных, с особым удовольствием принимались выбивать темп, ударяя в барабаны, которые я сделал и подарил нм.
Барабаны эти я делал из поперечного сечения ствола дерева, сердцевина которого была выедена муравьями. Эти удивительные крошечные насекомые ухитряются дочиста выесть всю сердцевину, оставляя только одну внешнюю кору, которая под влиянием австралийского климата быстро высыхает и делается необычайно легкой. Остатки источенной сердцевины я удалял своим ножом и подчищал кое-какие шероховатости, после чего оба сечения затягивал тончайшей кожей животного (валлаби), которую натягивал с помощью жил, добытых из хвоста двуутробки.
В такого рода занятиях проходило у нас время, но не было дня, когда мы не глядели целыми часами на безбрежную даль океана, призывая всеми силами души какое-нибудь судно. И вот однажды какое-то судно направилось прямо в наш залив с северной стороны, но вдруг, без всякой видимой причины, повернуло на другой галс и ушло обратно. То был одномачтовый корабль, окрашенный серо-белой краской, вместимостью около 50 тонн. Он шел под британским флагом, — это мы видели ясно. В тот момент, когда мы увидали это судно, мне кажется, мы на самом деле не только потеряли головы, но положительно лишились рассудка: мы громко кричали от радости и, как сумасшедшие, бегали взад и вперед по берегу, махая огромными ветками над головой, с громким воем и криком, точно все мы помешались. Мало того, я даже развевал по ветру свои длинные волосы. К несчастью, ветер был противный; затем нам помогала в наших безумных демонстрациях целая толпа туземцев с громадными ветвями в руках, — и я считаю весьма вероятным, что даже если нас и заметили с судна, то приняли наши призывные сигналы за враждебные демонстрации дикарей, что вполне понятно, принимая во внимание небольшие размеры судна, на котором, стало быть, был маленький экипаж, и громадную толпу туземцев, сопровождавших нас. Естественно, что корабль боялся нападения…
