Уилл Рэндалл - Океания. Остров бездельников
— В понедельник, — наконец изрекает он, после занесения каких-то таинственных записей в свой блокнот. — Или… в четверг.
Соломоново время!
Я уже привык к тому, что ожидание здесь — это нормальное времяпрепровождение. Никогда не относился к поклонникам жестких сроков и всегда считал, что ничего страшного, если особенно не спешить с делом. И мир по-прежнему будет вращаться вокруг собственной оси, если таковая действительно существует.
Мы уже обсуждали это со Смол Томом.
— Откуда ты знаешь, что она существует? — спрашивает он.
— Существует. Это все знают.
— А я не знаю! — торжествующе заявляет Смол Том.
И я заливаюсь густой краской.
Жизнь показала не раз, что предпринимаемое мною никоим образом не влияло на развитие событий, поэтому я позволял себе расслабиться и наслаждаться бесцельной надеждой.
Лишь за несколько недель до этого, в четверг, мы приплыли на футбольный матч в лагуну Вонавона. Я был назначен менеджером и тренером команды, хотя и не слишком годился для этих обязанностей, несмотря на свои успехи, достигнутые с четвертым великолепным классом. В первом матче мяч планировалось ввести в игру в одиннадцать утра. К этому моменту на поле не было никого, зато к четырем часам дня на игру вышли уже все команды за исключением одной.
Команда Хутуны появилась лишь на следующее утро, поскольку один из вантоков забрал у них каноэ для рыбалки. А поскольку он набрел на целый косяк тунца, то вполне разумно решил вернуть лодку чуть позднее, чем обещал. Когда команда сумела пришвартоваться в ближайшем от поля удобном месте — в протоке Куру-Куру — ее члены бросились наперегонки через соседние огороды, на ходу переодеваясь в спортивную форму. Однако это привело лишь к общему измождению игроков и одной индивидуальной травме. Они могли бы и не торопиться, поскольку организаторы и судьи к этому времени лишь покидали другое соревнование. И в тот момент, когда они рассаживались на своих скамейках и произносили официальное приветствие, им сообщили, что игра откладывается до следующего утра. К несчастью, члены некоторых команд являлись адвентистами седьмого дня и не могли играть в субботу, в то время как для других священным днем оставалось воскресенье. В итоге игры пришлось перенести на понедельник. Однако в результате последующих задержек, вызванных утерянными судейскими свистками и необходимостью надувать мячи между играми с помощью велосипедных насосов, финал происходил в сумерках в среду. Впрочем, нашу команду выбили уже во втором туре.
Членам других команд и их болельщикам пришлось провести целую неделю на площадке, но никто не слышал от них ни единой жалобы. Стояла прекрасная погода, воды и пищи хватало, и люди в окружении друзей и родственников готовы были до бесконечности лежать в тени деревьев в ожидании прекрасной игры.
Эта способность спокойно и непритязательно относиться к потокам времени, омывающим окружающее пространство, приводила к тому, что островитяне никак не могли понять моего беспокойства, которое порой мне не удавалось сдерживать.
Однако мы аж сорок восемь часов ждем появления этого чертова судна. И вот уже новое утро встает. Но я по-прежнему сижу со своими вантоками — Джеффом и Марлен, а Смол Том с Хапи и Луки — сыновьями Толстяка — стерегут его у Кокенголо.
— Пойду пошлю радиограмму и попробую определить, где они находятся, — заявляю я, вставая.
Мы могли бы вернуться обратно в деревню, если судно по-прежнему пребывает на значительном расстоянии от берега. Я разворачиваюсь и направляюсь к дороге.
— Не волнуйся, Уилл. Может, он скоро появится. Так что мы подождем и посмотрим.
Смол Том машет рукой в сторону Кунду-Кунду — пары островов, расположенных на краю рифа, мимо которых должно пройти судно. Он сидит рядом с Хапи и Луки под гибискусом, колеблемым бризом и бросает камушки стайкам рыб, плавающих у их ног.
И то правда, спешить некуда. Судно приплывает в свое, удобное ему время, и я подтолкнуть его не могу. Поэтому растягиваюсь на песке у причала и смотрю на кокосовую пальму, которую Стивенсон называл «жирафой растительного мира, непривычной и чуждой глазу англичанина». Он явно никогда не бывал в Торки.
На самой верхушке два попугая выясняют семейные отношения. Трудно сказать, являются ли причиной конфликта давние противоречия или стычка вызвана сиюминутным недопониманием. В любом случае, они усаживаются на разные ветки и поворачиваются друг к другу спинами. И все же, несмотря на это увлекательное зрелище, через пять минут я вновь начинаю ерзать на месте и снова вскакиваю.
— Так, я иду к радио.
Смол Том сочувственно улыбается. Он явно сомневается в разумности этого, но и препятствовать моему порыву не будет.
— Не волнуйся, Уилл. Иди к радио.
— Ну, я пошел.
Муниципальная радиосвязь находится в помещении местного управления, которое расположено за банком. Я поднимаюсь по белоснежной лестнице вдоль веранды и открываю дверь с табличкой «Приемная». Там дама внушительных объемов с угрожающей яростью колотит по клавишам огромной пишущей машинки. Дойдя до конца строки, она свирепо отталкивает каретку влево и поднимает голову.
— Доброе утро! — резким голосом произносит она.
— Да, привет, доброе утро, не могу ли я воспользоваться радиопередатчиком? Мне надо связаться с «Маоаоа».
Название судна практически непроизносимо. Всякий раз пытаясь это сделать, я выгляжу как человек с выпадающими вставными челюстями.
Дама приподнимается и поспешно выходит из-за стола. Я выдыхаю и вжимаюсь в стену, когда она проплывает мимо меня в своем желто-оранжевом платье и открывает дверцы деревянного шкафа. На дверце висит зеркало, а на полке стоит древний тюбик с губной помадой и чистенький новенький радиопередатчик. Дама включает его, настраивает, извлекая из передатчика визги, напоминающие камеру пыток, и слегка поворачивает центральный диск. И мы тут же оказываемся в самом центре холостяцкой пирушки. Крики и смех переплетаются с разгульным пением и музыкой, с треском прорывающейся в эфир. Дама берет микрофон, уперев вторую руку в бок, и лающим голосом начинает отдавать распоряжения на пиджине.
И как по волшебству, юг Тихого океана окутывает гробовая тишина. Дама успокаивается, приглаживает перед зеркалом волосы и сладчайшим голосом начинает вызывать интересующее меня судно.
— Маоаоа, Маоаоа, Маоаоа, вызывает местное управление. Откликнитесь.
Тишина.
Я беззвучно повторяю за ней название судна, пока она не замечает это в зеркале. На ее лице появляется хмурое выражение, и я поспешно раздвигаю губы в нейтральной улыбке.
