Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
В две минуты мы достигли берега. Нагрузить лодку провизией, отчалить и взяться за весла было делом одной минуты. Не успели мы отъехать двух кабельтовых, как около ста дикарей с криками, размахивая руками, вошли по пояс в воду. Я оглянулся на «Наутилус», предполагая, что там могли заметить нападение на нас дикарей. Однако на палубу судна не вышел ни один человек.
Спустя двадцать минут мы причалили к «Наутилусу». Люк оказался открытым. Привязав лодку, мы вошли на палубу.
Я направился в зал, откуда неслись звуки органа. Играл капитан Немо.
— Капитан, — обратился я к нему. Он не слышал меня. — Капитан! — повторил я, дотрагиваясь до него рукой.
— А, это вы, господин профессор, — сказал он, — ну как, удачная была ваша поездка?
— Не совсем, капитан, — ответил я, — мы привезли, кажется, с собой толну. двуногих, преследовавших нас.
— Каких двуногих?
— Диких.
— Диких! — повторил капитан иронично. — А почему вы удивляетесь, господин профессор, что, ступив на землю, вы встретили на ней диких людей? Где же их нет? И к тому же разве те, которых вы называете дикими людьми, хуже других?
— Но, капитан…
— Что касается меня, милостивый государь, я их встречал повсюду.
— Во всяком случае, — ответил я, — если вы не желаете их видеть у себя на борту «Наутилуса», то вам необходимо принять необходимые меры.
— Успокойтесь, господин профессор, нам не придется тревожиться.
— Однако их очень много.
— Сколько же вы их насчитали?
— По крайней мере человек сто.
— Господин Аронакс, — ответил капитан Немо, снова опуская руки на клавиши органа. — Если бы все туземцы Папуа собрались бы на этом берегу — и тогда «Наутилусу» нечего было бы опасаться их нападения.
Пальцы капитана забегали по клавишам органа, я заметил, что они ударяли только по черным косточкам, что придавало мелодии особый шотландский оттенок. Вскоре он всецело погрузился в мир звуков и, по-видимому, забыл о моем присутствии.
Я вышел на палубу. Наступила ночь, и, как обычно в южных широтах, внезапно. Я уже не мог различить острова Гвебороар. Но многочисленные огни по берегу свидетельствовали, что туземцы не думали его покидать.
Я оставался один в течение нескольких часов, вначале думая лишь о туземцах. Я уже их не боялся, твердая уверенность капитана властно меня успокоила, и я стал любоваться великолепной тропической ночью. Созвездия зодиака через несколько часов должны были осветить Францию, и мои мысли перенеслись туда. Луна мягко сияла на небе, окруженная звездами. Около полуночи я ушел в свою каюту и спокойно заснул.
Ночь прошла без приключений. Вероятно, дикари опасались странного чудовища на волнах. Они не решались к нему приблизиться, хотя надо заметить, что на палубе не было ни души и люк был открыт.
На следующий день, 8 января, я вышел на палубу в шестом часу утра. «Наутилуса» окутывал утренний туман; однако он вскоре рассеялся, и остров — сначала его берег, а затем и горы — стал виден.
На его берегу толпились туземцы в значительно большем числе, чем накануне; их было человек пятьсот или шестьсот. Некоторые из них, пользуясь отливом, ступая по кораллам, подошли к «Наутилусу» на два кабельтовых. Их можно было ясно различить. Это были настоящие папуасы, красивое племя, отличающееся атлетическим ростом, широким возвышенным лбом, толстым, но неприплюснутым носом и белыми зубами. Их пушистые, выкрашенные красной краской волосы резко отличались от цвета их кожи, черноватой и блестящей, как у нубийцев. В мочках их ушей, разрезанных и растянутых, вставлены были костяные пластинки. Все дикари были наги. Среди них я заметил несколько женщин, которые были одеты в настоящие кринолины из травы, идущие от бедер до колен и поддерживаемые поясом из растительных волокон. Некоторые начальники носили на шее украшения вроде полумесяца и ожерелья из красных стеклянных бус. Все почти были вооружены стрелами, луками, щитами и имели на плечах что-то похожее на сети, где лежали круглые камни, которые они ловко метали своими пращами.
Один из начальников, находившийся ближе к «Наутилусу», внимательно нас рассматривал. Должно быть, это был «мадо», из высшего класса, так как он драпировался в циновку из банановых листьев, украшенную цветными лоскутьями.
Я бы мог легко убить этого туземца, неподалеку от меня стоявшего, но счел за лучшее ожидать враждебных действий с их стороны. При встрече с дикарями европейцу никогда не следует нападать, а только обороняться.
Туземцы продолжали приближаться к «Наутилусу». Было слышно, что они часто повторяют слово «ассаэ», и, судя по их жестикуляциям, они приглашали меня сойти к ним, но я счел благоразумным не пользоваться этой любезностью.
К одиннадцати часам утра, с началом прилива, дикари возвратились на берег, где их поджидала значительно увеличившаяся толпа.
От нечего делать я стал ловить драгой раковины, зоофитов и морские растения. На следующий день, согласно решению капитана Немо, «Наутилус» должен был выйти в открытое море.
— Дикари, — обратился, подойдя ко мне, Консель, — вовсе не так злы, какими показались.
— Однако они людоеды, мой милый, — ответил я.
— Можно быть людоедом и в то же время честным человеком, — ответил Консель, — так же как обжорой и честным человеком. Одно не исключает другого.
— Я готов согласиться с тобою, что это честные людоеды и что они честно пожирают своих пленников, но так как я не имею ни малейшего желания быть съеденным даже честно, то буду их остерегаться, тем более что капитан Немо не принимает никаких мер предосторожности. А теперь примемся за работу.
Мы усердно занялись ловлей морских произведений, но преимущественно животного царства, хотя ничего редкостного не нашли. Драга пополнялась медвежьими усиками, арфами, весьма красивыми марто. Как-то раз, когда Конселю удалось вытащить в драге большое количество раковин, я, едва выхватив одну из них, весьма меня заинтересовавшую, испустил настоящий крик конхилиолога, самый отчаянный крик, когда-либо вылетавший из человеческого горла.
— Что случилось с господином профессором?! — воскликнул испуганный Консель. — Не укусил ли кто господина профессора?
— Нет, любезный, но тем не менее я охотно бы пожертвовал пальцем за свою находку.
— Какую находку?
— За эту раковину, — ответил я, указывая на предмет своего торжества.
— Это простая пурпурная олива, принадлежит к роду олив, группе гребенчатожаберных, к порядку брюхоногих, к отделу моллюсков.
— Да, Консель; но, вместо того чтобы сворачиваться справа налево, эта олива сворачивается обратно.
