Станислав Пиотровский - Свет и тени Турции
Борьба за существование. Бродя по Анкаре, я наблюдал, как не только молодые, полные сил мужчины, но и старые, надрываясь, тащат на себе неимоверные тяжести. У носильщиков нет даже каких-нибудь простеньких тележек. То же и в ремесленных мастерских: работники трудятся там до полного изнурения. Об этом я рассказал Сулейману.
— Да, — ответил он. — Не в каждой семье есть мальчики-кормильцы. Не всякий парнишка имеет право чистить обувь: районы поделены между ними, иным ничего не достается. Владельцы же ремесленных мастерских пользуются наемной рабочей силой. Они сами определяют размер жалованья, поскольку существует избыток рабочих рук. Нет никаких законов, которые бы защищали права наемных работников. Размеры кварт-платы также устанавливают сами хозяева: берут столько, сколько сумеют содрать.
— А профсоюзы?
- Профсоюзы проявляют кое-какие признаки жизни лишь на крупных предприятиях, организуя демонстрации. Но там хозяева не дремлют, стараются сохранить свои доходы.
— Я ежедневно просматриваю вашу прессу и понял, что многие газеты выступают на стороне рабочих. Интеллигенция в Турции настроена демократически.
— Да, число прогрессивно настроенной интеллигенции увеличивается. Но классовое сознание трудящихся растет медленно. Народ пассивен. Покорность судьбе мешает ему по-настоящему сражаться за свои интересы. Здесь любят повторять «иншаллах»!
— Меня удивило одно сообщение: полицейские грозят устроить забастовку, если правительство не увеличит им жалованья и не обеспечит бесплатной медицинской помощью и социальным страхованием, — сказал я.
— Они добились своего. Правительство нашло средства и удовлетворило их требования. Я, как ты понимаешь, не анархист и не одобряю террор. Члены семей полицейсих должны жить в нормальных условиях, но я хотел бы, чтобы полиция выполняла одно скромное требование: уважала и соблюдала законы, защищала всех граждан, независимо от общественного и финансового положения. Я против взяточничества и коррупции. А факты говорят о том, что блюстители порядка весьма неравнодушны к подаркам, особенно если их преподносят без свидетелей. Одним словом, рабочих бросают в тюрьмы, а полицейским повышают жалованье. Ничего не поделаешь: это сила, с которой приходится считаться.
Пророк, велел давать милостыню. По ухабистому, изрытому тротуару мы спускались вниз, в центр города. Шли медленно. Колени ломило от усталости. Останавливались, чтобы полюбоваться городом, каждый думал о своем. Уличное движение становилось все более оживленным. Опять заревели моторы, загудели сигналы машин, снова замелькали в своих лимузинах ошалевшие юнцы. Сидевший у фонарного столба нищий тихо напевал или бормотал что-то. Он то теребил дрожащими руками свою седую, всклокоченную голову, то протягивал их, прося подаяния.
- Скажи, пожалуйста, на улицах Варшавы встречаются нищие? — спросил меня Сулейман.
— Нет. После войны нищих не стало. У нас нет безработицы, и органы социального обеспечения помогают людям, не способным себя прокормить.
— Решим ли мы у себя когда-нибудь эти проблемы?! Нам мешает Коран, который считает милостыню святым делом.
В районе Каваклыдере, на круглой площади, куда сходятся пять улиц, у ограды, окружающей посольство ПНР, сидел мальчик. Перед ним стояла плошка, куда Чувствительные прохожие бросали куруши. Юноша являл собой жуткую картину. Руки и ноги его были так искалечены, что на них было больно смотреть. К тому же он выставил их напоказ, чтобы вызвать сострадание и собрать побольше монет.
- Это ужасно, — тихо произнес Сулейман. — Трагедия изувеченного ребенка и алчность опекунов, извлекающих из нее доход.
Кафе-модерн «Туна». На бульваре Ататюрка расположено современное кафе «Туна». Напротив него сияют яркими, разноцветными огнями два очаровательных особняка — египетское посольство и резиденция посла Египта, — построенные (как и «Туна») в мавританском стиле. Стеклянные двери кафе распахнуты настежь. На заасфальтированной площадке тротуара стоят белые столики и удобные плетеные кресла. Цветы на газонах. Вечерами здесь собираются анкарская интеллигенция, студенты. Мест часто не хватает. Пьют кофе, чай, едят мороженое. Сидят чинно, спокойно, напоминая скорее уравновешенных, хладнокровных англичан, чем пылких, темпераментных южан: не ведут горячих споров, не кричат, не жестикулируют. Все устали после рабочего дня, измучены жарой.
В Анкаре, как и во многих турецких городах и деревнях, мало тени, почти нет парков и зелени, дающих прохладу и свежий воздух. «Туна» находится в одном из самых зеленых районов столицы: неподалеку раскинулись парки посольств — польского, болгарского, югославского, итальянского и западногерманского. Правда, необычайно широкая проезжая часть улицы, отделяющая кафе от парков, переполнена машинами — столики окутаны выхлопными газами.
Мы вошли. Если на веранде все места были заняты, то внутри было почти пусто. Лишь за угловыми столиками, тихо беседуя, сидели мужчины и женщины. Поднявшись на одну ступеньку, мы оказались в просторном в зале, стены и потолок которого облицованы ореховым деревом, столы и мягкие кресла — из того же дерева. Перед нами любезно склонился, ожидая распоряжений, молодой человек в куртке кофейного цвета.
- Ики кахве, орта, — сказал Сулейман. — Эвет, — ответил юноша и исчез.
- Два кофе, это я понял, но что значит «орта» — средний? Речь идет о крепости кофе?
— Нет, — ответил Сулейман. — Имеется в виду сахар. Мы, турки, очень любим сладкое. Наши кондитерские изделия — пирожные, торты — значительно слаще европейских. И кофе мы сластим обильно. Он варится с сахаром, и я попросил не класть его слишком много. Такой кофе называется «средний».
Официант принес кофе в медных ковшиках и перелил его в чашечки. Рядом поставил стаканы с холодной питьевой водой. И беззвучно удалился, мягко ступая по устланному коврами полу.
— В Польше тоже пьют кофе по-турецки, — сказал я.
- Впервые слышу.
- Кофе появился в Польше в семнадцатом веке. В 1683 году один из солдат короля Яна Собеского, Кульчицкий, во время битвы под Веной обнаружил в турецких палатках мешки с кофейными зернами. Он привез несколько таких мешков в Краков, а потом в Варшаву. Так поляки узнали о кофе. Жена короля Марыся угощала этим напитком своих гостей. Вообще же кофе в Польше был запрещен. Его называли «черным ядом». Тем не менее поляки пьют кофе и заваривают его «по-турецки».
Взволнованный Сабри. Пока мы с Сулейманом пили кофе, в зале появился мужчина средних лет. Остановившись в центре, он внимательно оглядел зал: видимо, искал кого-то. Увидев Сулеймана, мужчина поклонился, а Сулейман знаком пригласил его присоединиться к нам. Когда он подошел и поздоровался, я узнал в нем «многообещающего журналиста», с которым меня недавно познакомили. Он занимался экономическими проблемами и считался хорошим стилистом. Звали его Сабри-эфенди. Темнокожий, с живыми глазами, он все время куда-то торопился, что-то искал. Устроившись в кресле, Сабри-эфенди заказал чашечку кофе.
