Всеволод Овчинников - Сакура и дуб (сборник)
Японская земля сделана крестьянами, как атоллы сделаны кораллами. Все дворцы Японии и все картины, все фарфоры и лаки, все стихи и все кабуки – на их скелетиках.
Борис Агапов (Россия). Воспоминания о Японии. 1974Если бы средоточия мировой промышленности размещались в соответствии с логическим выбором, кто отвел бы для одного из крупнейших среди них эту далекую, бедную страну, отрезанную от всего света морями и океанами, еще более обделенную природой, чем Англия, и притом гораздо более населенную?
Вот уже много лет западные экономисты изучают причины успеха Японии и выдвигают различные, подчас весьма интересные взгляды относительно капиталовложений, промышленной структуры, рабочей силы, зарплаты и так далее. Мне кажется, что в этих объяснениях отсутствует один фактор, которым часто пренебрегают, может быть, потому, что он не поддается статистическому анализу. А между тем он и есть главный фактор, главное объяснение: это сами люди.
Люди, то есть японцы, их способности, поведение, образ мыслей. Речь идет не о горстке руководителей – имя им легион. Успех Японии – заслуга бесчисленной массы японских тружеников, которые, помимо других достоинств и недостатков, обладают склонностью делать свое дело на совесть.
Робер Гийен (Франция). Япония: третья великая держава. 196953 станции Токайдо
Для полной иллюзии не хватает лишь светового табло: «Застегнуть привязные ремни». В остальном все напоминает кабину современного реактивного самолета: ряды мягких кресел – по три справа и три слева от прохода, удобная откидная спинка, кондиционированный воздух, а главное – ощущение той предельной скорости, когда стальная птица должна вот-вот оторваться от земли. Но разбег все длится и длится, так и не переходя в полет. Ведь мчимся мы не по бетону аэродрома, а по рельсам, мчимся в вагоне экспресса «Нодзоми» по новой Токайдо. Сверхскоростная железнодорожная магистраль унаследовала имя старинного тракта. Токайдо – дорога у восточного моря – шла от Эдо [4]до древней императорской столицы Киото. Тракт имел пятьдесят три станции. На каждой из них верховые меняли лошадей, через одну останавливались на ночлег. Теперь экспресс «Нодзоми» пробегает расстояние между Токио и Киото за два часа, делая лишь одну минутную остановку в Нагое.
Глядишь в окно на проносящиеся мимо города и вспоминаешь великого живописца Хиросигэ. В 1832 году он провел этой дорогой коня, посланного сёгуном в подарок императору.
Впечатления многодневного пути художник воплотил в серии картин «Пятьдесят три станции Токайдо», увековечившей портрет Японии того времени. Как бы соперничая с этим замыслом, экспресс «Нодзоми» стремительной кинолентой раскручивает перед глазами панораму Японии наших дней. Сохранила ли она сходство с портретом Хиросигэ? Той же суровой недоступностью веет от гор, теснящих к морю лоскутные поля. С той же покорностью кланяются земле согнутые пополам крестьянские фигуры. Природа, кажется, по-прежнему свысока смотрит здесь на своего пасынка – человека. Многое ли меняют шагающие по кручам линии высоковольтной электропередачи или торчащие над сельскими крышами телевизионные антенны?
Но вон там, слева, где дорога издавна жалась к пенной кромке морского прибоя, экскаваторы грызут седой замшелый утес. Гордо и стойко отбивал он извечное нашествие волн. А теперь половина его уже лежит внизу, где дерзко выдвинулся в море насыпанный, намытый прямоугольник земли. На нем, словно в фантастическом городе, высятся серебристые башни, резервуары, сложные переплетения труб – нефтехимический комбинат на клочке отвоеванной людьми суши. Мчится поезд – двести километров в час, и мысли теснятся, спеша поспеть за ним. Со времен Хиросигэ иными стали не только формы жизни, но и ее ритм. «Пятьдесят три станции Токайдо» донесли до нас панораму страны, наглухо закрытой от внешнего мира, дремлющей накануне пробуждения от феодального сна. В противоположность замкнутости, статичности экспресс «Нодзоми» уже сам по себе воплощает высокие скорости, разительные перемены.
Когда-то Ильф и Петров писали о Соединенных Штатах как о стране, где человек и природа состязаются в рекордах. В Японии впечатляет другое: размах там, где, казалось бы, негде да и нечем развернуться. Японцам приходится жить, словно на вздрагивающей спине, которую выставил из пучины океанский дракон. Вулканические извержения и подземные толчки для них не редкая трагическая случайность, а скорее нечто неизбежное, как жара летом или холод зимой. Япония – это страна, где природа и человек состязаются в неистовстве. Здесь постоянно дает о себе знать необузданность стихийных сил. Но здесь же на каждом шагу видишь следы упорнейшего человеческого труда. Японская природа не только жестока, но и скупа. Пять шестых территории страны составляют крутые горные склоны. А лишь одна шестая остается человеку – тут и поля, возделанные, словно клумбы, и города, и заводы. Япония столь же гориста, как и Швейцария, но ее равнинная часть заселена при этом в пять раз плотнее. На Японских островах площадью около 380 тысяч квадратных километров живут 127 миллионов человек. Это все равно что на территорию Финляндии сселить 80 процентов населения России или половину жителей Соединенных Штатов.
Есть меткое сравнение: если американцы измеряют эффективность во времени, то японцы – в пространстве. В стране вулканов и землетрясений, в стране, где слишком много гор, но слишком мало дела для горняков, природные возможности служат, скорее, контрастом тому, что создает человеческий труд. Ведь Япония, которая спускает на воду почти половину строящихся в мире судов, которая догнала Соединенные Штаты по выплавке стали и производству автомашин, – эта страна создала свой производственный потенциал на привозных ресурсах. Смотришь из окна экспресса на скопления заводских корпусов, на городские улицы, забитые потоками машин, и с трудом доходит до сознания, что металл, из которого созданы каркасы цехов и небоскребов, станки и автомобили, что весь этот металл привезен в виде руды из других стран. Нефть, которая приводит в движение моторы автомашин и турбины электростанций, дает жизнь индустрии, доставлена гигантскими танкерами из-за морей. Даже каждый грамм хлопка или шерсти в одежде людей тоже откуда-то импортирован.
Япония вынуждена ввозить 80 процентов необходимого ей промышленного сырья и почти 30 процентов продовольствия. Чтобы существовать в подобных условиях, стране приходится быть гигантским обрабатывающим заводом и одновременно экспортно-импортной фирмой. Как можно дешевле приобрести сырье и, обогатив его вложенным трудом, как можно выгоднее сбыть в виде готовой продукции – такова стратегия японских предпринимателей. Как же удалось Японии в столь неблагоприятных условиях совершить стремительный рывок вперед и стать второй ведущей индустриальной державой мира? На протяжении почти двух десятилетий – с 1955 по 1973 год – валовой внутренний продукт (ВВП) ежегодно увеличивался на 10–12 процентов, то есть давал вдвое более высокий прирост, чем у конкурентов.
