Фарли Моуэт - В стране снежных бурь
От этой перемены погоды друзья сразу утратили чувство здравого смысла. Их охватила безграничная радость. Когда они стояли без курток, в драных рубахах у порога хижины, ими владела одна-единственная мысль: наконец-то можно попытаться бежать отсюда!
Они решительно отмахивались от опасностей, несомненно ожидавших их впереди. Стремление вырваться отсюда, из снежного плена, было настолько сильным, что мальчики даже сами себе не хотели признаваться в сложности задуманного предприятия.
А сложности-то существовали весьма реально. Во-первых, причудливо хорошая погода не могла продержаться больше чем несколько дней, после которых неизбежно должна была вернуться настоящая зима. Во-вторых, для успеха, чтобы достичь самых северных стойбищ чипеуэев, друзьям следовало пройти более трёхсот миль, в основном по открытой равнине. На это у них ушло бы не менее двух недель, а может быть, и трёх, даже если идти ежедневно. Соответственно, это означало бы необходимость тащить с собой — в заплечных мешках и на санях — более двухсот фунтов мяса, чтобы прокормить себя и собак. Такой тяжёлый груз замедлил бы их продвижение и, в свою очередь, потребовал бы большего количества продовольствия для успешного завершения пути. К тому же эти рассуждения строились в расчёте на то, что на всём пути будет хорошая погода!
Но трёх недель хорошей погоды просто нельзя было ожидать, а вьюги могли задержать их на несколько недель — на открытой равнине, без топлива, при быстро убывающем запасе продовольствия!
Если взвесить всё спокойно и тщательно, то у них была очень слабая надежда выжить при таком опасном путешествии. Но в этот декабрьский день друзьям всё виделось только в радужном свете. Вряд ли они вообще были способны рассуждать. Для них стало важным только одно: возвращение домой!
Несмотря на бесшабашное настроение, овладевшее ими, мальчики всё-таки приняли некоторые меры предосторожности. Они погрузили на сани только наиболее питательные продукты: мозговой жир, пеммикан, а также вяленое мясо и рыбу. Взяли с собой палатку, сшитую из трёх шкур карибу, но не поддались желанию взять дополнительные постели и одежду, так как знали, что каждый лишний фунт обернётся против них. Топор, все тяжёлые вещи, медвежья шкура и даже лук со стрелами были оставлены в хижине.
Наконец сани стояли нагруженные, а две собаки скулили и вертелись в своей упряжке, горя желанием скорее тронуться в путь. Теперь мальчики бросили всё и провели последние несколько минут в хижине, сидя у догоравшего очага. Когда же наступило время уходить, друзья почувствовали, как дорога их сердцам эта маленькая хижина. Здесь они были защищены от любой опасности. Здесь своим умом и собственными руками они построили для себя новую жизнь и здесь же научились быть мужчинами.
Наконец Джейми встал и, проверив прощальным взглядом, всё ли прибрано и защищено от пронырливых росомах, направился к двери.
— Зашагали, — сказал он тихо. — Это не навсегда. Когда-нибудь мы придём сюда снова.
На улице к нему присоединился Эуэсин, они закрыли дверь и забаррикадировали её.
Сани двинулись в южный конец долины. Сгибаясь под тяжестью заплечных мешков, мальчики зашагали следом. С гребня эскера они бросили прощальный взгляд на хижину и на голубоватую струйку дыма, застывшую в неподвижном воздухе.
Глава 24. Белый огонь
Эйюскимо и Зуб ровно тянули перегруженные сани, но полозья скользили плохо, так как оттепель размягчила снег. Ребята продвигались настолько медленно, что решили остановиться на первую ночёвку в Лагере Каменного Иглу.
Когда мальчики сидели внутри украшенного инеем иглу, они всё ещё были полны лихорадочного возбуждения, толкнувшего их начать поход на Юг. Сомнениям в разумности их плана не было дозволено всплывать на поверхность сознания. В мечтах мальчики уже видели и слышали праздничную суматоху, которую вызовет их прибытие в стойбище кри. Они спали беспокойно, но утро встретило их по-прежнему ясной тёплой погодой. Ночной мороз сильно спрессовал снег, и первую половину дня ребята двигались с хорошей скоростью.
Боясь заблудиться в диких просторах, где все приметные ориентиры сейчас скрывались под снегом, путешественники решили повторить в обратном, восточном направлении тот путь, которым они шли от реки Кейзон. Затем они собирались повернуть на юг и держаться от реки всегда слева — это ориентир, который не даст им отклониться слишком далеко на восток. Достигнув озера Идтен-туа, они предполагали следовать его береговой линии, чтобы потом направиться в южном направлении по теперь замёрзшему водному пути, который привёл их на Север в начале лета.
Весь следующий день друзья двигались быстро и без приключений. Через несколько часов после полудня они достигли громады горы Идтен-сэт и повернули на юг.
День выдался какой-то странный, в воздухе стояла дымка, и снег сверкал яркой белизной. Джейми несколько раз жаловался, что сверкание снега невыносимо, но ни один из мальчиков не придал особого значения тому напряжению, которое испытывали их глаза.
Друзья держали направление отчасти по солнцу, отчасти по линии твёрдых снежных сугробов, так как им было известно, что преобладающие здесь ветры — северные, а поэтому сугробы должны, в общем и целом, тянуться на восток и на запад.
Кроме них, на необозримом просторе замёрзшей равнины не было заметно никаких живых существ. Ни голубая тень песца, ни полярный заяц не делили с мальчиками и их двумя собаками страшной пустоты. Всё расстояние мальчики, конечно, прошагали рядом с собаками и часто помогали им, когда прилежным животным становилось трудно. Вечером, на стоянке, они оглянулись на свой дневной переход с гордостью и уверенностью в будущем.
— Ещё десяток таких дней, как этот, и мы будем в стойбищах Деникази, — промолвил Джейми оптимистически.
Эуэсин был менее уверен в этом. Он знал, что, несмотря на их быстрое продвижение, никогда нельзя слишком доверять Северу.
— Мы доберёмся до дому, — сказал он, — если погода не испортится. Но лучше бы нам отдохнуть денька два, перед тем как вступить в лесной край.
Он умолк, чтобы потереть глаза, и Джейми заметил это движение.
— У тебя глаза тоже болят? — спросил Джейми. — Мои уже целый час палит огнём. Не хотел говорить, пока не увидел, что ты трёшь свои.
— А в моих как будто полно горячего песка, — пожаловался Эуэсин. — Мы, должно быть, перетрудили их сегодня.
В маленькой палатке из оленьих шкур, накинутых на три еловых шеста — их ребята прихватили в дорогу, — было темно. Эуэсин достал каменную лампу, наполнил жиром и зажёг фитиль угольком из догоравшего костра. Огонёк ярко вспыхнул, и глаза мальчика пронзила мучительная боль. Он повалился на спальный мешок, чуть не плача. Руки покрылись потом, Эуэсин едва мог говорить.
