Джон Хант - Восхождение на Эверест
В нее входили: толстый, небольшого роста Гомпу, чувствовавший теперь себя в своей стихии и всегда стремившийся сделать что-нибудь полезное, сильный и веселый Канча, спокойный, опытный и рассудительный Пасанг Дава, Таши Пхутар, Анг Тхарке, Пемба Норбу, Пху Дорджи.
Такая работа продолжалась изо дня в день в течение девяти суток. К концу этого периода каждая из партий, работающих на ледопаде, совершила не менее пяти полных переходов в лагерь III и обратно с регулярной ночевкой в лагере II. Шерпы-высотники совершили шесть длинных переходов в лагерь IV и обратно. Все время на ледопаде и в цирке по утрам стояла удушающая жара, вызывая тяжкое состояние апатии, известной под названием «глетчерной усталости». Каждый день выпадал свежий снег, и каждое утро приходилось заново готовить трассу, протоптанную накануне. Ужасно изнуряло барахтанье в рыхлом снегу, особенно на ледопаде, где, сделав неверный шаг, вы могли провалиться по пояс между двумя глыбами льда и потом должны были выбираться оттуда, имея за плечами груз в восемнадцать килограммов. Этот труд разделяли и сагиб и шерп, хотя и не в равной степени. Участники группы восхождения делали выходы реже, хотя они нередко подносили грузы, помогая уставшему носильщику. Делалось это только потому, что нам нужно было беречь, насколько это возможно, свои силы для выполнения задач, которые выпадут на долю каждого из нас при штурме. Следует также учесть, что, несмотря на сообщения газет, еще не было принято никакого решения о том, на кого из восходителей падет почетный жребий штурмовать вершину.
Ко 2 мая в лагерь III было доставлено приблизительно девяносто тюков со средним весом восемнадцать килограммов каждый. Из них около сорока пяти было переброшено дальше, в лагерь IV, – наш Передовой базовый лагерь – или по направлению к нему. Эти грузы были отобраны для переброски в первую очередь Чарльзом Эвансом, нашим «начальником по хозяйственной части», согласовавшим этот вопрос с ответственными за тот или иной вид груза лицами. Перед отправкой из Базового лагеря, где их взвешивали и упаковывали, Тенсинг и Эванс ставили на тюках и ящиках цифры III, IV или V в зависимости от назначения груза. Часть грузов была заброшена более энергичными носильщиками команды, работавшей на ледопаде, на расстояние одного часа подъема от лагеря III, чтобы облегчить тяжелую работу группе носильщиков в цирке. Проведение такой заброски было замечательным достижением, если учесть условия погоды, в которых мы работали, и вспомнить также о том, что это был период проверки многих наших носильщиков, особенно тех, кто работал на ледопаде. Некоторые из них, естественно, оказались неподходящими и были заменены.
Не следует забывать и о том, что болезнь также истощала силы наших носильщиков. Кроме того, нам не повезло с кошками, необходимыми при прохождении ледопада. По меньшей мере, двенадцать пар кошек было безнадежно сломано и, несмотря на срочную радиограмму, переданную Гималайскому клубу радиостанцией в Намче, нечего было надеяться на получение новых кошек раньше, чем через несколько недель. Это была напряженная и беспокойная работа для всех нас и особенно для шерпов. Она пугала некоторых новичков. Это была рутинная работа, которая от постоянного повторения становилась все более и более однообразной. И все же жалоб не было. Караваны с грузами курсировали почти по часовому графику. Группа носильщиков выходила из Базового лагеря в 12.00, прибывала в лагерь II в 15.00, ночевала там, выходила из лагеря II в 8.00, прибывала в лагерь III в 9.30, выходила из него в обратный путь в 10.30 и прибывала в Базовый лагерь в 14.00. Группа шерпов-высотников выходила из лагеря III в 8.00, прибывала в лагерь IV в 11.00, выходила из него в обратный путь в 12.00, возвращалась в лагерь III в 13.30 и т. д. Наши носильщики и сопровождавшие их участники восхождения честно заслужили отдых, наступивший 2 мая.
Расположение Базового лагеря отнюдь не было живописным. Находясь на высоте около 5450 м, выше верхней зоны растительности, окруженный остроконечными башенками сераков и затемненный огромным массивом Нупдзе, он был безжизненным и в то же время не отличался суровой грандиозностью, которая поражала бы воображение. В спокойное, безветренное утро в нем стояла удушливая жара, но становилось холодно и мрачно, когда из долины наползали облака и начинал валить снег – событие, с угнетающей регулярностью повторявшееся изо дня в день на протяжении первых трех недель нашего пребывания здесь. Лед повсюду заметно таял, и скоро площадки наших палаток смешно и неудобно торчали высоко над ровной поверхностью каменистой ледяной пустыни. Вокруг распространился неприятный запах. К счастью, большинство из нас только изредка и ненадолго посещали место, пребывание в котором, несомненно, подвергало испытанию очень хорошие отношения, существовавшие между всеми нами. Очевидно, это место способствовало также распространению внезапных приступов поноса, которые, видимо, вызывались растущими антисанитарными условиями вокруг лагеря. Джордж Бенд, Джордж Лоу и Майкл Уэстмекотт более или менее серьезно страдали от этой болезни в течение многих дней. Я уже говорил о почти непреодолимых трудностях содержания лагеря в чистоте, главным образом в связи с сильными ночными холодами.
Поэтому вышеизложенное не следует расценивать, как желание очернить или упрекнуть трех наших искусных и неутомимых врачей, которые постоянно осматривали больных и раздавали новые и интересные лекарства. Даже Майкл Уорд, от которого мы услышали однажды при раздаче пилюль совет: «Попробуйте вот эти, они совсем не помогают», – и тот пользовался безграничным доверием.
И все же временами мы начинали ценить Базовый лагерь, несмотря на все его недостатки. Он был роскошным приютом для утомленного восходителя, спускающегося после разведки цирка или даже после более короткого обычного подъема с грузом вверх по ледопаду. Там ждала вкусная еда, приготовленная умелыми руками Тхондупа. Благодаря инициативе наших поставщиков провизии Джорджа Бенда и Гриффа Пафа, заманивших с дальних пастбищ яка, и стоицизму нашего мясника Джорджа Лоу, убившего его неподалеку от лагеря, мы могли питаться там свежим мясом. Картошка была роскошью, которой мы могли наслаждаться только здесь, так как в цирке она быстро портилась от мороза. В Базовом лагере обычно был выбор в помещении: вы могли уединиться в палатке образца «Мид», разместиться в общей палатке, где всегда было шумно и весело, или же предпочесть всему постоянную температуру ледовой пещеры (мы уже вырыли несколько таких пещер в ледяном холме взамен своих палаток, постоянно кочующих вверх по цирку). А самым главным, пожалуй, было то, что там была возможность отдохнуть и поразвлечься, поспать, пописать или почитать, послушать цейлонское радио. И бывали еще другие моменты, когда Базовый лагерь был овеян некоторой красотой. Ночью снег часто переставал падать и облака рассеивались. В период организации лагерей было полнолуние. Нельзя забыть пейзажа, который открывался перед нами, когда после ужина в общей палатке мы шли спать. Луна освещала вершины Пумори и Лингтрена, заставляя скользкие склоны близких остроконечных сераков сиять, словно полированное серебро. В направлении Эвереста ледопад был погружен в глубокую тень. Было страшно холодно – минус 23° – и совершенно тихо. Только временами тишина прерывалась приглушенными голосами, доносившимися из какой-нибудь палатки шерпов, сквозь брезент которой тускло просвечивал свет лампы, или же неожиданными глухими раскатами ледяных обвалов со скал Лхо-Ла. В такие моменты можно было питать к лагерю на леднике Кхумбу более теплые чувства.
