Хеймиш Макиннинс - Восхождение в затерянный мир
Только мы с Джо в сопровождении четверых индейцев добрались до лагеря 8, как через несколько минут сверху съехал Дон — этакий упитанный паук, возвращающийся в свою норку.
— Привет! — весело поздоровался он, крутясь на веревке над нами.
Индейцы с почтением смотрели на него, явно восхищенные такой техникой. Не сомневаюсь, что кое-кто из них был бы не прочь вместе с нами подняться по стене. Морис уже намекал на это. Из этих крепких и зорких, уверенных в движениях ребят, наверно, вышли бы отменные скалолазы.
— Пожрать принесли? — строго спросил Дон, приземляясь на полке рядом с нами.
— Все в порядке, старичок, — заверил я его, — теперь мы всем обеспечены. И личное снаряжение доставлено.
— Ну, как Терраса? — спросил Джо, разбирая рюкзак собственной конструкции.
— Великий простор, — протянул Дон. — Выше, похоже, труднее придется.
Разбирая сумку с продуктами, подвешенную на крюке над полкой, я коснулся рукой паука. Между нами и пауками шла непрестанная война, в которой выживал наиболее проворный. Я безжалостно пришиб противника банкой с рыбными консервами.
Примерно через час мы узрели полосатые рейтузы Мо, который спускался к нам по веревке кормой вперед.
— Не вздумай вываливаться из гамака сегодня ночью, — предупредил он меня. — Я сплю как раз под тобой.
— Вижу, вижу, — сухо заметил я. Просвет между нашими гамаками составлял не больше пятнадцати сантиметров. — Вот только как в уборную ходить?
— Пользуйся баночкой, — посоветовал он. — Да смотри не пролей.
— Разве я способен поступить так с другом?
— Стало быть, нам с тобой, Джо, спать под тентом? — осведомился Дон.
— Ага. Бросим жребий, кому лежать с краю. Как тут с ползучей пакостью? Хватает?
— Не бойся, — ответил Дон. — Они вроде бы уматывают, когда мы появляемся.
— Эта щетинистая крыса, или как там ее звать, по-прежнему совершает ночные набеги, — сообщил Мо. — И все-то ей надо на зуб попробовать!
Ночь прошла спокойно, и нас ожидал красивый рассвет. До чего же здорово было проснуться у подножия стены и любоваться великолепными водопадами, спадающими к истокам Паиквы! Они казались олицетворением Затерянного Мира. Если не считать немногих троп, проложенных первопроходцами вроде Адриана и Айзека, этот край совсем не изучен. Думая о его неприступности, я чувствовал себя ничтожным и крайне уязвимым. Здесь властвовал закон джунглей, и мы всецело зависели от жиденькой струйки забросок. Прервись она — придется с позором мчаться во всю прыть обратно, к цивилизации. Похоже было, что пауки и скорпионы понимают это и терпят наше вторжение, сознавая, что обыкновенные людишки долго не выживут в столь нелюдимой среде. Место было недоброе, и место было пленительное; оно притягивало, как притягивают любовь и ненависть. Я был счастлив, что хоть на короткое время проник в этот потаенный уголок мира, в этот грозный Потерянный Рай. И все время ощущал напряжение, постоянно был начеку. Мне вспоминалось, как Чарлз Уотертон описывал свое пребывание в гайанских лесах:
Здесь жаб унылая обитель,
Здесь скорпион исконный житель,
Здесь среди камня хвощ и мхи растут,
Здесь грозные лабарии плодятся
И в темноте вампиры кровь сосут.
В 6.30 утром следующего дня тройка ребят из Би-би-си вышла из лагеря 7. Они направлялись к нам в лагерь 8, чтобы снимать нас, наше драматическое бытие. И по недомыслию чересчур перегрузились. Особенно Нилу пришлось туго, когда он поднимался с тяжелым рюкзаком по веревочной лестнице. В лагерь 8 он явился совершенно вымотанный. Алекс тоже выдохся. Он был мокрый от пота и выглядел так, словно подвергся старинной флотской экзекуции, когда провинившихся протаскивали под килем корабля. Гордон держался нормально, но лицо его выдавало предельное утомление. Мы поспешили приготовить для них горячее подкрепляющее питье.
Хворь не оставляла меня, и я был вынужден почти весь день проваляться на гамаке. Алекс кое-что поснимал; Джо и Мо поднялись на жумарах по закрепленной веревке. Они намеревались ночевать на Тарантуловой террасе, и Дон сопровождал их часть пути, помогая подтягивать снаряжение. У меня болела спина (Джо тоже жаловался на спину, когда его терзала лихорадка), и я решил эту ночь провести вместе с Доном в его закутке. «Все-таки лучше, чем гамак, — мечтал я, — можно вытянуться во весь рост».
Немного позже снизу из-за скалы появилось бодрое лицо Освальда. Он поднялся к нам в пещеру с запиской от Майка.
— Черт дери, дружище, недобрые вести! — с ужасом воскликнул Нил.
Майк вышел из строя. Пропорол ступню деревянным шипом, и его доставили самолетом в больницу. Беда случилась на тропе между Варумой и Паиквой. С превеликим трудом индейцу Морису удалось помочь ему добраться до Паиквы, где они стали ждать лодку. В первую же ночь, когда Майк спал в гамаке, в лагерь к ним, видимо привлеченные запахом крови, явились муравьи-воины. Большинство наших гамаков так или иначе пострадало на трудном лесном маршруте, и гамак Майка не составлял исключения. Муравьи отыскали брешь и проникли в его постель. Он проснулся от первого же укуса, словно в него вонзили раскаленную иглу, и позвал на помощь верного Мориса. Морис раздул костер и отогнал муравьев от Майка, размахивая горячими головешками.
Все же одна колонна продолжала штурмовать лагерь и в мгновение ока очистила сумку, в которой лежало тридцать пачек лапши.
Лодка пришла только на третий день. В конце концов, проделав весьма нелегкий путь, Майк в Камаранге сел на самолет, который перебросил его в Джорджтаун. После больничного лечения ему пришлось лететь домой, в Англию.
Лишиться Майка было для нас тяжелым ударом. Типично, что он поранился, когда, не щадя себя, повторно пробирался через дождевой лес, чтобы облегчить наше бедственное положение, вызванное нехваткой продуктов. Такие самоотверженные люди— клад для экспедиции.
Дон пошел вверх, и я сполз с гамака, словно столетний старец со смертного одра, чтобы подтянуть наверх груз, когда он пройдет первую веревку. Остальные вернулись на болото, и я остался один. Проводив глазами синий рюкзак, я перевел взгляд на зеленое море леса. Погода налаживалась; с каждым днем все дольше светило солнце. Здесь, в лагере 8, жить было вполне уютно— самый приятный лагерь на всем нашем пути. Могучий массив Рораймы работал, словно конденсатор тепла. За день солнце нагревало столовую гору до такой степени, что она всю ночь служила нам огромной грелкой (правда, только в тех местах, где по стене не текла холодная вода; выше мы убедились, что есть весьма мокрые и неприятные участки).
