Жюль Верн - Кловис Дардантор
К семи вечера туристы пересекли предназначавшуюся для перевозки рабочих узкоколейку, ответвлявшуюся от железнодорожной магистрали Сиди-бель-Аббес — Дайя и уходившую на юг до территории, подведомственной Франко-Алжирской компании, и оказались в небольшой деревеньке, где, согласно программе, каравану предстояло провести ночь. Три довольно опрятных домика с готовностью приняли постояльцев. После обеда каждый выбрал себе кровать, и первый этап протяженностью в пятьдесят километров завершился для утомленных путешественников десятью часами крепкого сна.
На следующее утро туристы вновь выступили в поход, намереваясь добраться за день до Дайи — конечного пункта второго этапа пути. Но перед началом перехода месье Дардантор, отведя в сторонку месье и мадам Дезирандель, завел с ними такой разговор:
— Вот что, дорогие мои друзья! Ваш сын… и мадемуазель Луиза?.. Кажется мне, что дело у них не клеится. Какого черта! Так же нельзя!
— Что вы хотите, Дардантор, — оправдывался месье Дезирандель, — это же такой скромный мальчик… У него в запасе…
— В запасе! — Перпиньянец чуть не подпрыгнул, услышав эти слова. — Какой там запас! Подумайте, разве не должен он, флегматик эдакий, быть всегда рядом с вашим шарабаном, а во время привалов заниматься своей невестой, любезничать с ней, говорить ей комплименты насчет ее доброго нрава и хорошенького личика… Наконец, просто болтать о всяких мелочах, приятных девушкам?! А он и рта не раскроет, этот чертов Агафокл!
— Месье Дардантор, — молвила мадам Дезирандель, — позволите ли сказать кое-что и мне?.. Все, что у меня на душе?..
— Разумеется, моя дорогая…
— Так вот, вы неправильно поступили, взяв с собой этих двух парижан!..
— Жана и Марселя? — уточнил перпиньянец. — Прежде всего, не я их привел, а они сами пришли! Никто не мог им помешать…
— Тем хуже! И мне очень жаль!
— Почему же?
— Потому что один из них уделяет Луизе уж слишком много внимания… И мадам Элиссан заметила это!..
— О ком из них идет речь?
— О господине Лориане… об этом фате, которого я терпеть не могу!
— И я тоже! — присовокупил месье Дезирандель.
— Как! — воскликнул Дардантор. — Мой друг Марсель!.. Тот, кого я вынес из бушующего пламени!.. — Фразу он не закончил. — Подумайте, друзья мои, — взволнованно продолжал он, — это же ни в какие ворота не лезет! Наша дорогая Луиза интересует Марселя не больше, чем букет фиалок — гиппопотама! Когда экскурсия закончится, он и Жан возвратятся в Оран, где поступят на службу в Седьмой полк!.. Вообразите-ка все это!.. И к тому же, если бы Марсель не появился, мне не представилась бы возможность… — И его фраза закончилась тремя словами: — Вагон, объятый пламенем!
Этот достойный человек был и вправду простодушен, и, однако, «если это не ладилось с Агафоклом», невозможно отрицать, что «это может наладиться с Марселем».
К девяти утра караван вошел в самый большой лес региона — Зегла, пересекаемый по диагонали широким трактом, спускающимся к Дайе. Площадь этого массива составляет не менее шестидесяти восьми тысяч гектаров.
В полдень так же, как накануне, туристы позавтракали в прохладной тени деревьев — на этот раз на берегу Уэд-Сефиума.
Месье Дардантор пребывал в столь радужном расположении духа, что ему не хотелось наблюдать, уделяет ли Марсель внимание мадемуазель Луизе или нет.
Во время завтрака Жан заметил, что месье Эсташ Орьянталь извлекал из своего мешка различные лакомства, но никого не угощал, а смаковал их сам, как истинный гурман. И, как всегда, успевал перехватывать лучшие кусочки со стола.
— Ему помогает их углядеть подзорная труба, — сказал юноша месье Дардантору.
К трем часам пополудни шарабаны, лошади, верблюды и мулы сделали остановку у берберских руин Таурира, заинтересовавших туристов, склонных к археологии.
Продолжая путь к юго-западу, караван ступил на территорию округа Джафра-Туама-и-Мехамид, орошаемого Уэд-Таулина. Чтобы перейти эту реку, не было даже необходимости выпрягать лошадей и мулов.
Проводник, кстати сказать, оказался очень неглупым. Он был достаточно умен, чтобы вести себя надлежащим образом, вознаграждаемым хорошими чаевыми в тот момент, когда путешествие завершается ко всеобщему удовлетворению.
К восьми вечера, уже в сумерках, показался городок Дайя, раскинувшийся у одноименной рощицы. Вполне приличный постоялый двор приютил всех слегка притомившихся путешественников.
Прежде чем уснуть, один из парижан спросил другого:
— Марсель, если на нас нападут хищники и нам выпадет удача спасти месье Дардантора от когтей льва или пантеры, это будет иметь значение?
— Да, — подтвердил тот, засыпая. — Однако предупреждаю тебя, в случае подобного нападения спасать я намерен не месье Дардантора…
— Черт возьми! — возмутился Жан и, вслушиваясь, лежа в кровати, в рев хищников вокруг городка, пробормотал: — Замолчите, глупые твари, продрыхшие целый день! — А потом добавил, уже закрывая глаза: — Да, не суждено мне стать сыном этого замечательного человека… или хотя бы его внуком!
ГЛАВА XIII,
в которой признательность и разочарование Жана Таконна примерно равны
Дайя, называвшаяся прежде арабами Сиди-бель-Кераджи, представляет собой ныне город, обнесенный зубчатой стеной с четырьмя бастионами и господствующий над подступами к оранскому Великому Плато.
Чтобы дать туристам возможность отдохнуть после первых двух дней пути, программа предусмотрела более длительную, чем обычно, остановку в этом административном центре, который предстояло покинуть нашим друзьям только через сутки. Впрочем, ничто не мешало задержаться здесь и подольше: ведь климат в городке, расположенном на высоте около тысячи четырехсот метров, у лесистого горного склона, посреди сосен и дубов, занимающих площадь в четырнадцать тысяч гектаров, на редкость целебный, чем по справедливости весьма дорожат европейцы.
Население Дайи насчитывает тысячу семьсот человек, почти сплошь туземцев, французы же представлены исключительно офицерами и солдатами местного гарнизона.
Во время пребывания в Дайе женщины не отваживались выходить за городскую стену. Мужчины же прогуливались по горным склонам, заходили в прекрасные леса, некоторые даже спускались к равнине, к веселеньким рощицам, в которых произрастали узколистая джигда и фисташковые деревья.
Всегда притягательный, всегда восторженный, месье Дардантор весь этот день таскал повсюду за собой друзей-парижан. Марсель, вероятно, предпочел бы все же остаться с мадам Элиссан и ее дочерью, даже если бы пришлось выносить нестерпимое присутствие Дезиранделей, однако спаситель никак не мог расстаться со своим спасенным. Жана, наоборот, никто не удерживал рядом с перпиньянцем, и, тем не менее, он не отходил от месье Дардантора ни на шаг.
