Андрэ Дави - По Нилу на каяках
Песчаная буря
10 апреля располагаемся вечером на ночевку на песчаном пляже у реки. Здесь тихо, никого нет, и это неплохо: время от времени хорошо побыть одним. Насповсюду постоянно приглашают в гости: то деревенский вождь, который счел бы за обиду отказ переночевать под его старым патриархальным кровом, то
матросы-речники или крестьяне, встретившиеся нам на берегу реки, предлагают нам чай гостеприимства и задают множество вопросов, на которые мы не знаем, как ответить.
Вечером мирно наслаждаемся разлитым вокруг покоем. Свои каяки мы наполовину вытащили из воды и поставили рядом походные кровати. Комаров вокруг нет, и можно обойтись без палатки.
Звездная тропическая ночь всегда восхитительна. После знойного дня — в полдень на Ниле было +47 о по Цельсию — вечерняя прохлада чудесно успокаивает. Смолкло все: плеск реки, бесконечный скрип сакие, пронзительные крики птиц. Не смеем нарушить божественное молчание ночи.
Растянувшись в опальном мешке, чувствуя на лице ласковое прикосновение ветерка, любуюсь небом. Воскресают сонмы воспоминаний, непостижимо далеких, чуть ли не сказочных, так как они относятся к моей жизни в Париже, еще до отъезда в Африку. Думаю о своих родителях, которые с такой тревогой следили за моими приготовлениями и теперь полны беспокойства за благополучный исход нашей длинной поездки. Перед глазами всплывают родительский дом в Энгиене, улицы Парижа, концерты и театры, товарищи, женщины... Отмечаю, что мы вполне обходимся без них. В самом деле, мы завели себе очень требовательную любовницу — реку Нил. Понемногу приходит сон.
Около полуночи ветер, до того потихоньку веявший вокруг, резко усилился — на нас налетает песчаная буря. Это грозный "тибли" нубийской Сахары. Песок уже успел густым слоем покрыть наши спальные мешки. Бесчисленные песчинки проникают повсюду: мы дышим песком, едим его, он заставляет нас плакать, завтра мы, несомненно, будем им мочиться.
За несколько минут песок заполонил все. Буквально задыхаемся, съежившись в мешках. Трепещем при мысли, что нас может окончательно засыпать и похоронить под дюной. Но, к счастью, песок накапливается с одной стороны и сметается с другой. Часы идут..
Мы не спим. Ветер дует с неослабевающей силой. Наши легкие койки из дюралюминия дрожат при каждом порыве. Такое ощущение, словно ураган намеревается подхватить нас с кроватями, и всем снаряжением и унести в пространство. Наконец после наполненных тревогой бесконечных часов забрезжил рассвет. День робко пробивается сквозь окутавшие нас тучи песка. Чувствуем огромное облегчение. Ничто так не будоражит нервы, как ожидание опасности в темноте. Однако радость наша недолговременна. Решаем выглянуть. Небо наглухо затянуто густой серо-желтой пылью, которую ветер крутит в воздухе. Осматриваем лагерь. И о ужас! Два каяка исчезли. Третий лежит на песке, в нескольких метрах от нас. Это лодка Жана. Две другие, по-видимому, унесли волны Нила. Их наверняка опрокинуло, снаряжение пошло ко дну, затем каяки выбросило на берег, или они утонули и утеряны для нас безвозвратно.
Мы ошеломлены — нам уже мерещится конец плавания по Нилу.
Наспех надеваем шорты и отправляемся на поиски. "Гибли" усиливается, и ничего не видно в десяти шагах из-за густой пелены песка, поднимаемого ветром. Мелкие камешки больно стегают по лицу. Песок накалился и проникает во все поры тела. Бредем наугад, нагнув головы, с полузакрытыми глазами, как животные, застигнутые пожаром в саванне. Нам удается вскарабкаться на дюны. Продвигаемся на четвереньках, вглядываясь в камыши, покрывающие образованные рекой островки.
Джон, зоркий как орел, вдруг испускает радостный крик: на островке, посредине реки, лежит каяк; кажется, он цел. Джон тут же бросается в воду, плывет и скоро возвращается с лодкой: он нашел мой каяк. Это уже победа! Остается отыскать лодку Джона со всем киносъемочным снаряжением.
Я и Джон продолжаем поиски вверх по реке, тогда, как Жану приходит в голову гениальная мысль отправиться вниз по течению.
Пока мы нервничаем, вглядываясь в окрестности до ломоты в глазах, Жан обнаруживает третий каяк,
приткнувшийся носом к песчаной отмели, где егозахлестывают волны. И эта лодка невредима.
До сих пор не могу понять, как обе лодки, движимые одной и той же силой, были унесены в разные стороны. Во всяком случае они с честью выдержали встречу один на один с бурей и лишний раз доказали свои навигационные качества.
Поиски длились более четырех часов. Трогаемся впуть в полдень. Буря еще не улеглась, и мы бесполезно растрачиваем силы, борясь с ветром. Лучше где-нибудь укрыться и переждать.
Вот как раз небольшая бухточка, в которой сооружен сакие. Причаливаем. Настроение у всех скверное. Жан упрекает нас в небрежности: накануне вечером мы недостаточно далеко оттащили наши лодки от воды, и это едва не привело к катастрофе. Мы с Джоном ссылаемся на песчаную бурю, последствий которой невозможно было предусмотреть. Бесплодные препирательства.
Деревенский омда
Пока шли эти споры, на тропинке, проложенной по прибрежной террасе, появился человек — плотный и круглый суданец лет пятидесяти, завернутый в просторную белую галабию, в тюрбане и туфлях без задников. Незнакомец с достоинством восседает на осле, подгоняя его легкими ударами прутика. Заметив нас, всадник останавливается, слезает с осла и направляется в нашу сторону. Занимаемое этим человеком положение, очевидно, заставляет его чувствовать себя обязанным оказать гостеприимство незнакомцам, остановившимся по соседству с его деревней.
Оставив каяки под "охраной" сакие, следуем за своим ментором через поля, перерезанные арыками, углубляемся в пальмовую рощу, полную прохлады, и, возбуждая всеобщее любопытство, вступаем в живописную суданскую деревню, изрядно засыпанную песком и словно разморенную обилием света и жары.
Вдоль извилистых улочек, тесно прижавшись один кдругому, стоят дома, издали напоминая маленькие глинобитные кубики. Когда-то они были выбелены известью, но сейчас все приобрели одинаковый желто-коричневый цвет.
Оказываемся перед большим домом, окруженным высокими стенами. Над входом прибиты три головы крокодилов, похожие на безобразные зевы водосточных труб. Это дом встретившего нас на берегу незнакомца: он — староста деревни (омда). Нас приглашают в зал, всю мебель которого составляют скамеечки, покрытые пылью. Помещение напоминает привокзальный зал ожидания или гостиную деревенского зубного врача. Стены голые. Потолок подпирают грубо обтесанные пальмовые стволы. Это помещение для приезжих гостей, которых, если судить по толстому слою пыли, очевидно, бывает немного в этой деревне. Жилые комнаты, как и везде в Судане, расположены в задней половине дома, подальше от посторонних взглядов.
