Лариса Васильева - Альбион и тайна времени
Моя семья плыла в отпуск на теплоходе «Балтика». В первый же вечер на палубе познакомилась я с Мишей из Бирмингема. Трехлетним ребенком он был угнан в Германию с матерью и — типичная судьба невольного эмигранта — менял страны и города, наконец осел в Англии, женился, образования не получил, работает разнорабочим. Миша «плыл» в поселок Белая Калитва под Ростовом, где его жену и двоих детей с нетерпением ждали родственники. Вся семья волновалась. Жена-англичанка, ни слова не говорящая по-русски, зазвала меня к себе в каюту и показывала подарки, которые она везла: они долго собирали на эти подарки; очень уж хотелось угодить.
Через полтора месяца, подходя к борту теплохода «Михаил Лермонтов», который должен бы вновь увезти меня в Англию, я услышала громкий крик:
— Эй! Мы опять вместе плывем!
Миша из Бирмингема возвращался от родственников. В первый момент я не узнала всю семью: они стали сильно загорелые и все толстые. Дети весь день ревели, пока к вечеру Миша не занял их какой-то игрой.
— Ну как? — спросила я его, когда мы остались вдвоем.
Он махнул рукой, закручинился. И заговорил на смеси языков — русского, украинского, которые каким-то чудом сохранил, оставшись ребенком на чужбине без отца и матери:
— Ох, и не говори! Кабы не дети, не семья, остался бы. А теперь поздно. Свое оно, свое, душу рвет. А люди какие! Весь город перебыл в доме, я все ночи не спал! А живут как! Они сами не понимают, как живут! Взять еду — разве они едят, как тут? Кавун тут разве кавун? Зацеллофаненная скибка, одна вода, без вкусу и запаху и стоит немало. А в Калитве вносят целого, режут, он аж скрипит и брызжет, сахарный. Дети мои первые дни животами переболели, объелись, сестры мои им все — ешь да ешь, ишь ты какая бледненькая.
А как одеты! Все в хлопке ходят да во льну. И веришь, как придурки, с моей Кэйт-английки все ее копеешные кримплены поснимали, в ситцы одели. Она в ум взять не может, что делается, меня грызет, родня твоя, говорит, в убытке от меня, отдала мне дорогие материалы, а мою дешевую синтетику забрала. Я к ним, а они мне говорят, что за синтетикой вся Калитва гоняется, и в пояс Кейт, спасибо за ее платья, удобно, не мнутся.
Так я понимаю, не мнутся, но жарко в том кримплене, проклятом, не продувает он. Вот ты и там жила и там, можешь это понять?
Да, теперь я понимала всех — и Мишу, и его родню, теперь я могла многое объяснить не только про кримплен и кавун, но и про то, что невозможно объяснить разницу миров тому, кто не испытал ее на себе.
— А почему дети ревут?
— Не хотят в Бирмингем. Ни слова по-русски не знают, а хотят жить в Калитве. Я сыну говорю: «Англия родина твоя, что ты, на родину ехать не хочешь?» Вот паршивец! Ох, если бы не Кейт, и думать бы не стал. Понимаешь меня?
Я его понимала, но для этого понимания мне понадобилось уехать в Англию на долгое жительство, испытать ностальгию, вести хозяйство., стоять перед проблемой жесткой экономии и еженедельным движением цен все более вверх. Все мои рассказы, все попытки нарисовать более или менее точную картину английской жизни порой наталкивались на приятную лицемерную улыбочку, в которой была немалая доля злого скепсиса: «Мели, Емеля, туфельки-то на тебе веревочную подошву имеют. Сюда бы такие, мне бы такие».
Не без горечи думаю я, проходя по громадному залу «Маркса и Спенсера», набитому ничем не выдающимися удобными недорогими одеждами, развешанными по цветовым гаммам: «Неужели так трудно наладить такое вот подвижное и быстрое массовое производство тряпья, одеть людей, провести предварительную разъяснительную работу по телевидению — уж что-что, телевизор не кримплен, в каждой дыре теперь есть».
Что греха таить — самой захотелось руки приложить к этому, хоть совсем, совсем я не профессиональна в такого рода делах и стараюсь всегда помнить Крылова: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать — пирожник».
Положение мое в этой главе — пренелегкое. Практичные женщины меня не поймут и закидают тухлятиной: «Тоже пропагандистка, кроет заграницу, чтобы там жить и покупать что хочет».
Мои близкие друзья просто посмеются: «Куда ты с этими размышлениями? Ты всю жизнь писала о Родине да о природе. Вот и пиши об этом…»
Напоследок скажу, что, разобравшись с помощью моей чудесной Пегги кое в чем, что касается моды, я, покупая в Москве в дни отпуска сувениры для английских друзей, зашла в прозрачный аквариум Ленинградского рынка, что неподалеку от моего дома. Зашла и прикупила там в отделе «Ткани» три куска материи: малиновый вельвет, мелкоцветный «старушечий» ситчик и крепдешин, такой расцветки, о которой наши модницы говорят: «Просто страшно смотреть».
Все три куска я подарила миссис Кентон — из моих знакомых она была одна, кто придавал значение туалетам и модам. Она долго щупала подарки, прикладывала их к лицу, потом сказала:
— У меня два вопроса: первый — вы в самом деле дарите это все мне? Второй — это в самом деле сделано в Советском Союзе?
После моих утвердительных ответов миссис Кентон сделала свой обычный, точный и безапелляционный вывод:
— Наши газеты мерзко врут, когда пишут, что в Советском Союзе люди одеты много хуже нашего. Я всегда знала, что они врут, но чтобы так нагло!
Миссис Кентон сама сделала этот вывод. Я ничего не сказала в ответ.
— Что носят в Лондоне? Что носят? — жадно пытала меня пышнотелая практичная москвичка сверкая желтым платьем из трайсела, которое сильно обтягивало ее выросшее из пятидесятого размера тело. — Что носят?
— Хорошую фигуру, — безжалостно и подло отвечала я, зная на собственном опыте, как трудно в Лондоне со славянскими формами найти во множестве магазинов не «чего-нибудь особенного», а «хотя бы что-нибудь». Если вы победили себя и сильно похудели, вам легче: «Маркс и Спенсер» всегда готов приодеть вас прилично, соответственно возрасту — юбка, блузка, скромное платье, брюки; цветовая гамма вся, но без промежуточных оттенков. Правда, все это от сорок второго до сорок восьмого размера. Очень редко попадается пятидесятый.
Если же вы молоды и можете похвалиться фигурой вполне английского свойства: узкие бедра, широкие плечи, высокая пышная грудь, длинные ноги, длинная шея, и при этом размер ваш соответствует нашему сороковому или тридцать восьмому (я сомневаюсь, есть ли у нас такие размеры для взрослых женщин), если вы непременно желаете быть модно одетой, — молодежные магазины Лондона раскинут перед вами такое множество брюк, платьев из материи «деним» (из нее делают джинсы), что никакой проблемы у вас нет — всегда одеты модно, современно, удобно.
