Мишель Сифр - В безднах Земли
Однажды, направляясь к люку, чтобы забрать пищу и отнести мочу на анализ, я обнаружил на стене таракана, какие водятся в американских пещерах. Он не пробудил во мне нежных чувств, как паучок в пещере Скарассон, к которому я относился чуть не с умилением, пока мне удавалось сохранить ему жизнь. В этой пещере жизнь проявляется более интенсивно, чем в пещере Скарассон: видел несколько летучих мышей, мошек, довольно много крыс.
Сколько ни умываюсь, сколько ни протираю руки и лицо спиртом — меня преследует дурной запах, которым здесь пропитано все. Это в значительной степени объясняется высокой температурой и влажностью: и то и другое способствует появлению грибов и плесени. У меня уходит масса времени на чистку одежды, которая быстро загрязняется.
Эти прозаические занятия не мешают мне ломать голову над тем, сколько же прошло времени? Так как я приблизительно знаю свой режим бодрствования и сна, то можно предположить, что мой активный период длится от 14 до 20 часов. Если исключить утренние и послеобеденные часы, остается 10–12 часов. Значит, я недооцениваю длительность времени? Задача весьма запутанная.
И все-таки в этой жизни, где человек не подвластен времени, есть свое очарование… Убежден, что в городах, в специально оборудованных камерах, можно будет проводить две недели или месяц "вне времени". Это было бы отличным лечением при переутомлении, которое позволило бы восстанавливать силы лучше, чем лечение сном, или дополнило бы это лечение.
Конечно, пациенты в отличие от меня не будут "на привязи"… Можно ли представить себе более забавное зрелище, если бы я просматривался сквозь толщу скалы: голый человечек, с серым кабелем ректального зонда, обмотанным вокруг пояса (чтобы зонд не выскользнул), опутанный проводами от другого кабеля, идущими к датчикам электрокардиографа (один — на грудине в нижней части шеи, два — в области сердца) и к семи датчикам для изучения сна (на голове и вокруг глаз). Каждый раз, когда я их снимаю, нужно втирать крем в кожу, которая подвергается раздражению.
Иногда эти манипуляции надоедают до крайности, но я твержу себе, что игра стоит свеч, прежде всего потому, что этот эксперимент расширяет наши познания. Кроме чисто научного интереса, эти знания могут найти широкое практическое применение: они окажутся полезными для тех, кто работает посменно (то днем, то по ночам), и для такого специализированного персонала, как члены экипажей атомных подводных лодок, пилоты воздушных кораблей, космонавты.
Велика важность, если я потеряю полгода жизни, коли это расширит наши знания о механизмах сна? Ведь в современных городах полно людей, страдающих бессонницей и неврозами, при которых различного рода нарушения физиологических функций происходят главным образом из-за нарушений сна.
Я теперь уверен, что психологическая оценка длительности времени также зависит от соотношения между фазами сна, в частности — от фазы сновидений. Все взаимосвязано.
Заботы
Дни бегут чередой, но не похожи один на другой. Вчерашний был томительно пуст. Я страдал от одиночества и ощущал страшную усталость, в итоге не упражнялся на велоэргометре, не выполнил ни одного теста, даже забыл сделать записи в дневнике.
Сегодня, напротив, я в полной форме, деятелен. Какое поразительное различие в самочувствии на протяжении всего двух суток, точнее — двух циклов бодрствования и сна! Вероятно, мое поведение зависит от того, насколько хорошо я спал, а также от мыслей, приходящих в голову в период активности, и от тех, которые теснятся в моем подсознании, оживают во сне, но вспомнить их я не могу.
Мне предстоит решить немало проблем, связанных с материальными затруднениями. Долгов у меня — на огромную сумму. У членов моей группы на поверхности кончились деньги. Они едят лишь один раз в день, что отнюдь не улучшает их настроение. Их сейчас только трое: Жерар Каппа, мой старый друг и товарищ юных лет, Жак Шабер и Ж.-П. Мезон. Моя жена Натали теперь, скорее всего, в Европе, где пытается хотя бы частично уладить наши финансовые затруднения. По крайней мере я так думаю.
Чтобы не загрязнять пещеру, все отбросы я складывал в пластмассовые мешки
Помимо этих невеселых мыслей, повседневные, докучные заботы. С тех пор как я под землей, плесень почти ничего не щадит, разве что голубой нейлон моей палатки. Зато на нейлоновой "непромокайке" наросли толстые слои плесени: один — снаружи, другой — изнутри, так что она стала непрозрачной. Я пытался освободиться от этого налета, но попытки оказались безуспешными. Внутренний слой не хочу счищать, чтобы частички плесени не попали на датчики и мой рабочий столик. Кроме того, боюсь, как бы споры не попали в легкие. Тогда мне не избежать какого-нибудь микоза, а состояние моего здоровья и без того не блестяще. Даже кнопки электроприборов покрыты серовато-синей плесенью.
Несмотря на текущие дела, я весь во власти своего былого увлечения, благодаря которому я стал стипендиатом Фонда призваний, — подземной геологии. Стоит мне сойти с настила, чтобы забрать пищу из холодильника (там, где мои запасы поди), стоит отцепиться от кабеля, чтобы сходить к подвесной дороге, как мое внимание привлекают всякие геологические детали: значительное разрушение сталагмитов, окаменелости в стенах, странные прямоугольные конкреции. Я просто в отчаянии, что не последовал совету моего учителя, профессора Буркара, и не посвятил себя целиком геологии и физической спелеологии. Вместо этого занят биологическими проблемами и превратился в "подопытного кролика"…
Направляясь к холодильнику, чтобы поставить в него бутылку под № 548 с мочой для анализа, чувствую, как мало-помалу меня охватывает полное безразличие ко всему, непостижимая апатия. Вот в чем эффект самозаточения: вынужденное безделье порождает стремление бездельничать. Чем меньше деятельности, тем меньше потребность ее развивать.
Эксперимент "питание"
В 1962 году, во время моего пребывания в пещере Скарассон, питание было важнейшей жизненной проблемой под землей. Так как я не имел ни малейшего представления о том, сколько времени прошло, и поэтому опасался, что пищи мне не хватит, то ограничивал себя в еде до самого конца. В результате этого я по истечении двух месяцев, 17 сентября, был крайне истощен. Помню, что первые мои слова, когда товарищи известили меня о конце эксперимента, были о нище:
"Как! А я-то думал, что еще только 20 августа! Знай я, какое нынче число, ел бы больше. Подумать только: приберегал большую часть припасов на второй месяц, когда он уже окончился… Вот идиот!"
