Генри Мортон - От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла
Итак, Павел и Варнава вернулись в Сирию в сопровождении юного Марка. В одну из ночей, когда пророки и учителя молились в маленькой антиохийской церкви, на них снизошел Святой Дух, который повелел:
«Отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их. Тогда они, совершивши пост и молитву и возложивши на них руки, отпустили их. Сии, бывши посланы Духом Святым, пришли в Селевкию, а оттуда отплыли в Кипр»14.
Обратите внимание, это очень важный момент: христианство совершило первый смелый шаг в окружающий мир.
9Первая моя попытка добраться до Селевкии окончилась неудачно. В двух милях от Антиохии меня задержал паводок. Мой водитель, араб из Сирии, совершил ошибку и проехал дальше, чем нужно. В результате наша машина безнадежно застряла в жидкой грязи, и мы — перепачканные с ног до головы — вынуждены были обратиться за помощью к трудившемуся неподалеку пахарю. Снизойдя к нашим отчаянным просьбам, он выпряг волов из плуга и вытащил наш несчастный автомобиль.
После этого целую ночь лил дождь, и все дафнийцы в один голос заявили мне, что снова отправляться в подобную поездку — сущее безумие. Не поверив их разумным доводам, я решил снова попытать счастья — на сей раз верхом, в надежде, что конь сумеет вброд перейти разлившиеся потоки. И действительно, начали мы довольно бодро, но затем дорогу нам преградил приток Оронта — обычно узкий и маловодный, но теперь вздувшийся и ставший непроходимым. Понукая заупрямившегося коня, я заставил его сделать первый шаг, и несчастное животное сразу увязло по самые бабки. Бросив унылый взгляд на взбесившийся поток, я вынужден был отступить. Несколько дней спустя я предпринял третью попытку и на этот раз преуспел.
Мы выехали ранним солнечным утром. Шофером моим оказался сирийский щеголь в кокетливой феске и начищенных ботинках. Про себя я злорадно ухмылялся, предвкушая, во что обратится это великолепие после нескольких часов пути. Однако, к великому моему удивлению, поездка прошла без особых приключений, если не считать, конечно, за приключение то, что мы дважды заблудились, ибо водитель дороги не знал, а расспрашивать местных жителей высокомерно отказывался. В конце концов мы все же добрались до чудесного уголка Сирии, где мужчины и женщины до сих пор носят красочные национальные костюмы в качестве повседневной одежды. Я собственными глазами видел старика, обряженного в плиссированные синие шаровары и расшитый жакет темно-шафранного цвета. Ансамбль довершала малиновая феска. Женщины здесь разгуливали в длинных юбках, красных или зеленых. Лица их были открыты, а во всех движениях сквозила природная грация.
Горы в этой части Сирии суровы и лишены растительности, зато долины утопают в густой зелени виноградников, абрикосовых и тутовых деревьев. Склоны холмов покрыты ковром нарциссов, в низинах пламенеют кусты олеандра. В голубом безоблачном небе парят ястребы, зорко высматривающие добычу на горных перевалах.
Мы подъехали к живописному заливу, на берегу которого высится остроконечный пик Кассиуса. Развалины селевкийского порта расположены на северном полукружье залива.
Дорога, по которой мы ехали, постепенно сужалась, пока не превратилась в тропу. Время от времени ее пересекал ирригационный канал. Моему водителю, очевидно, было в новинку ездить по такой пересеченной местности. Всякий раз, когда мы натыкались на подобную преграду, он громко взывал к милости Аллаха, выходил из машины для проведения подробной рекогносцировки и лишь после этого неохотно пускался в дальнейший путь. Честно говоря, это мне изрядно надоело, и я вздохнул с облегчением, когда дорогу преградил широкий ручей, и стало ясно, что дальше проехать не удастся. С легким сердцем я покинул машину и пошел пешком.
До развалин Селевкии оставалось еще около мили. Во времена Павла это был один из самых известных портов мира. Беда в том, что он не слишком подходил Антиохии. Город был выстроен на вершине горы, которая отвесно обрывалась в море; в то же время сам порт располагался на равнине у подножия горы. И хотя не одно поколение императоров вкладывало деньги в усовершенствование и укрупнение порта, однако неудачное расположение сводило все их усилия на нет. Это место более напоминало сирийский Гибралтар, нежели крупный торговый порт, — факт, который немало радовал соперничавшие с Антиохией Тир и Сидон.
С другой стороны, в качестве пассажирского порта для Кипра и Малой Азии Селевкия была идеальна. Строки Нового Завета, в которых говорится, что наши миссионеры «пришли в Селевкию», означают, что они прибыли в Верхний город. С высоты в пять тысяч футов в ясную погоду они могли разглядеть далекий остров Кипр, голубой тенью лежавший на горизонте.
По дороге к развалинам я любовался ослепительно голубым морем и золотыми горами, видневшимися сквозь ажурную листву фиговых и тутовых деревьев. Возле колодца стояла группа местных женщин, они прервали свою беседу и уставились на меня так, будто я был призраком.
За минувшие столетия портовые здания разрушились, и теперь на несколько миль окрест земля была усеяна острыми осколками мрамора и известняка. Сельские жители расчистили поля от обломков, свалив их кучами на узких тропинках.
Надо сказать, эта получасовая прогулка стала одной из самых неприятных в моей практике. Невыносимая жара и острые камни под ногами — каждый величиной с грушу — доставляли изрядные мучения. Утешала лишь одна мысль: мало кто из путешественников забирался в такую глушь.
Поднявшись на горный склон и обозрев окрестности, я обнаружил, что руины порта занимают гигантскую территорию. Их и взглядом-то окинуть нелегко, не говоря уже о том, чтобы отреставрировать. Собственно, вся гора, на которой стоял Верхний город, была усеяна полуразрушенными фундаментами зданий. Крутые прибрежные склоны испещряли огромные пещеры, в прошлом, очевидно, служившие складскими и подсобными помещениями. В скалах было вырезано множество гробниц, некоторые из них размером с большую комнату. В каждой обнаруживалось от шести до десяти камер, но уже без дверей, выглядевших так, будто их только вчера разгромили и разграбили.
Наиболее примечательной деталью селевкийского пейзажа является огромный туннель, вырезанный в скале еще в римские времена. Длина этого грандиозного сооружения, служившего для отвода горного ручья, составляет почти полторы тысячи футов, ширина и глубина — двадцать футов.
Стены туннеля гладко отшлифованы, по дну до сих пор струится поток. Побывавшая здесь Гертруда Белл обнаружила над входом высеченную надпись, которая гласила «Divus Vespasian» — «Божественный Веспасиан». На самом деле это лишь часть посвящения, остальное было скрыто под наносной породой. Сейчас скала полностью обнажилась, и я без труда прочитал надпись «Divus Vespasian et Divus Titus» — «Божественный Веспасиан и божественный Тит». Это позволяет отнести сей гений инженерной мысли примерно ко времени Иудейской войны 70 года. Внутри туннеля я увидел и другие надписи, одна из которых была оставлена солдатами Четвертого Сирийского легиона и моряками.
