Михаил Заплатин - В чертогах Подкаменной Тунгуски
— Есть один артист для вас.
Я подошел к луже. Там плавал только что пойманный таймень, метровый красавец с красноватым наполовину туловищем. Он смотрел на меня страшным круглым глазом и, широко разевая пасть, жадно глотал воду.
В это утро рыба ловилась плохо. Мы поместили тайменя в бочку и отплыли дальше.
...Впереди на левом берегу показались домики.
— Что за селение? — спросил я дядю Луку.
— Какое там селение! В нем теперь ни души! Коченята назывались раньше.
— Куда же разбежались люди?
— В Полигус да в Байкит, — безразлично ответил старик. — Я здесь тоже пожил малость.
Наш караван приблизился к заброшенной деревне. Осиротевшие избы смотрели уныло.
— Порыбачим малость, здесь должна быть рыба, — сказал Григорий.
Губенко направил катер к берегу. После чаепития все занялись рыбалкой. Под шиверой против деревни хорошо ловились на блесну ленки. Ловить ленка спиннингом — одно удовольствие.
Мы выпустили нашего тайменя в большую глубокую лужу на берегу, где он свободно разгуливал. Преследуемый объективом киноаппарата, он забился под камень и тем самым дал мне возможность приблизиться к нему и заснять очень крупно.
В естественных условиях увидеть тайменя почти невозможно: эта очень чуткая рыба всегда держится на дне глубоких ям и редко обнаруживает себя.
За рыбалкой время пролетело незаметно. От Коченят мы отправились с полным бочонком ленков.
После широкого плеса ниже деревни, у так называемых Царских Ворот, к реке вплотную подходит высокая гора Боярина. Плес этот — пристанище перелетных птиц. Впереди на воде мы заметили огромную стаю диких уток. Похоже было, будто крупная птицеферма решила разом переселиться на юг. В стороне плавало несколько белоснежных птиц.
— На этом плесе всегда лебеди отдыхают, — сказал дядя Лука.
У горы Боярина русло реки становится узким, берега каменистыми. За горой в Подкаменную впадает речка Кондромо. Это в ее верховьях глухомань и звериные угодья.
Все больше сжимают реку крутые склоны. Мы подплываем к Большому порогу. Григорий выбирает место для причала чуть выше порога при впадении бурной речки. Шумными каскадами с ревом спускается она по гигантским каменным ступеням в Подкаменную Тунгуску. Над речкой высится группа живописных скал.
Эта речка, как и та, которая течет возле избы старого Губенко, называется Огнё (в переводе с эвенкийского — сухая, пересыхающая). Это название встречается во многих местах Эвенкии.
— Попробуйте половить тайменчиков здесь, под Огнё, пока мы с Лукой сходим на разведку, — предложил Григорий.
Впереди шумит Семиверстный порог. Он считается менее опасным, чем все предыдущие, и поэтому не вызывает у команды особого волнения.
— Порог этот — ерунда! — заявляет Лука.
И вот после небольшого отдыха мы плывем к этому последнему серьезному препятствию.
Порог состоит из двух огромных ступеней, расположенных на расстоянии семи старых верст одна от другой. Отсюда и его название. Первая ступень порога самая мощная. На дне ее торчит несколько громадных камней. Наша последняя илимка, на которой я стоял с кинокамерой, буквально переползла через них, содрогаясь и треща.
Судя по серьезным лицам рулевой команды, момент был опасный. Я настороженно следил за поведением сплавщиков. Мощные буруны, каких, пожалуй, нет нигде больше на Подкаменной Тунгуске, с шумом и кипением проносились возле бортов. При одном из крепких ударов лодки о камень я даже отложил в сторону киноаппарат. Здесь оказалось пострашнее, чем на Мучном.
— Вот так «ерунда порог»! — сказал я, вглядываясь в растерянное лицо Луки.
— Пронесло! Слава тебе господи! — изрек свою любимую фразу старик, когда мы наконец миновали порог.
Ниже Большого порога расположена фактория, или база, носящая то же название. Здесь мы задержимся, пока будут разгружать товары.
На крутом берегу разместились три небольших домика и длинный склад. Над ними высилась большая гора, увенчанная скалистыми обрывами. По крутым склонам ее простиралась бесконечная тайга. У причала толпилась кучка людей — обитателей фактории.
После обычных приветствий посыпались вопросы:
— Чего привез, Губенко?
— Патроны есть? Ведь охота на носу!
— А как насчет пороху и дроби?
— Все есть! — отвечал Григорий.
В одном из домов фактории расположилась метеостанция. Здесь проходили практику несколько молодых специалистов. Другие обитатели фактории жили здесь постоянно, занимаясь охотой и принимая пушнину от охотников. Охотой занимались и сотрудники метеостанции.
Ранним утром мы покинули факторию. Ниже ее характер реки резко изменился: русло стало широким, берега низкими. Места здесь были такие же необжитые, как и в горной части, если не считать двух-трех изб, где живут староверы. На наших илимках есть груз для одной такой избы, затерянной среди просторов тайги.
На этот раз я сидел в катере рядом с Григорием.
— Хочу показать вам кое-что, — сказал он загадочно.
Наш караван миновал несколько поворотов реки. По берегам, стиснутым стенами темнохвойного леса, тянулись длинные песчаные отмели.
— Приготовьте на всякий случай киноаппарат, — предупредил Григорий, внимательно вглядываясь в утреннюю дымку. — В этих местах я часто встречаю большие стаи глухарей. Как воронье, рассядутся на песочке и смотрят на мой катер, не улетают. Может, и сейчас увидим такую картину!
В ожидании интересной встречи я сжимал в руках кинокамеру.
— Да вот, кажется, ждут меня старые приятели! — воскликнул радостно Губенко.
На песчаной отмели неподвижно сидели большие черные птицы. Я приложился к окуляру киноаппарата, используя телеобъектив как бинокль. Действительно, глухари! Их было штук семнадцать. Все они настороженно следили за нашим караваном. Это было удивительное зрелище.
— Снимайте, пока наши не открыли пальбу, — сказал Григорий.
Я оглянулся на караван. Сплавщики уже суетились на илимках, готовя ружья. Я начал снимать. Через некоторое время глухари один за другим стали тяжело подниматься в воздух. На песчаной полосе осталось несколько птиц. Запоздавшие глухари приняли на себя несколько беспорядочных залпов с илимок, но выстрелы были неудачными, и берег скоро опустел.
— Это что, — сказал Григорий, — Бывает, соберется тут штук до тридцати. Как стадо черных баранов!
На левом берегу из-за поворота показалась одинокая изба.
— А вот и жилье старика Щеголева. Старовером его называют.
От избы к реке спускался стройный человек с большой бородой, с выправкой военного. Григорий, кивнув на него, сказал:
