Питер Мейл - Еще един год в Провансе
Снаружи, через дорогу, растут деревья, тут находится «лесной» отдел. Здесь можно обнаружить столетние оливы и двадцатифутовые кипарисы, причем в немалом количестве, множество других деревьев, практически все, которые могут прижиться в Провансе. Далее находится участок самшита, подстриженного в форме boules, пирамид и довольно коренастых длинношеих птиц. К птицам присматривалась зеленая змея высотой футов в пять и, по моему непросвещенному мнению, лет шестидесяти от роду. Самшит вырастает примерно на дюйм в течение года. Впрочем, у меня отсутствует «зеленый талант» мсье Аппи, возможно, я ошибаюсь.
Хозяин все время снует по территории, мелькает между стволами и кустами; он знает все, постоянно что-то кому-то разъясняет, советует, от применения костной муки до борьбы с вредителями, он не брезгует и руки запачкать, и показать, как держать в руках садовые ножницы. Глаза его сверкают, да и как им не засверкать, ведь для управления таким хозяйством необходима уйма энергии. Я считаю, мсье Аппи вполне заслужил свой успех. Именно к нему нужно обратиться, если хочешь преобразовать свой скудный участок в цветущий сад, причем размером хоть с Версаль.
У меня к грандиозным садам и паркам смешанное чувство. Я восхищаюсь оптимизмом, активностью озеленителей, фантазией, усердием их, а также конечным результатом их деятельности. Я видел их произведения. Эти сады выглядят так, как будто их заложили в XIX веке, а не в прошлом году. Но хотел бы я владеть садом, требующим постоянной борьбы с природой, постоянного подкармливания пачками пятисотфранковык ассигнаций? Не думаю. Такой сад — огромная ответственность. Природа отступит — временно. Но я уверен в ее конечной победе. Она упорнее, у нее нет перерывов на ланч.
Я давно уже решил, что Версаль не в моем духе, слишком много шика и слишком трудоемкое в управлении предприятие. Мне бы что-нибудь лучше поддающееся контролю. И я нашел человека, способного мне помочь.
Жан-Люк Данейроль специализируется на садах съедобных, на potager[108]. С таким же энтузиазмом, с каким другие садовники и ландшафтники расписывают вам лужайки и скверы, тенистые аллеи и шелестящие кроны, Жан-Люк превознесет вам целебные свойства морковки.
Об этом человеке мне рассказал один из знакомых. В зимний день ему довелось прогуливаться с Жан-Люком по дубовой рощице. Внезапно Жан-Люк шагнул к совершенно обычному дереву, такому же обдутому ветрами, оголенному, как и его соседи. Но у основания его угадывалась полоса как будто опаленной земли. Жан-Люк опустился на колени, принюхался, поцарапал поверхность, снова понюхал и принялся копать обеими руками. Не прошло и минуты, как он осторожно извлек из земли трюфель.
Мне тут же захотелось увидеть это уникальное явление природы. Я представлял себе нечто мифологическое, получеловека-полусобаку, причем собаки мне вспоминались приземистые и косматые. Конечно же, большая черная мочка носа, влажная и блестящая. При встрече выяснилось, что Жан-Люк гораздо симпатичнее. Густая темная шевелюра, проницательный взгляд больших карих глаз, улыбка как будто с рекламы голливудского дантиста-косметолога. Ничего собачьего во внешности. Познакомившись с ним, я, однако, почти сразу заметил в нем нечто отличающее его от других людей, даже от тек, которые по роду деятельности взаимодействуют с природой. С землей он как будто сросся, мне казалось иногда, что он видит сквозь нее. Шагая там, где до него прошли сотни других, он найдет то, чего никто до него не заметил.
Однажды я зашел к нему в контору — обычное рабочее помещение садовода-огородника с сапогами под вешалкой, с пакетами семян в выдвижных ящиках, с резким приятным запахом горящего в чугунной плите эвкалипта. Он предложил показать мне свои, как он назвал их, иконы. Это оказались фрагменты древней истории, обнаруженные Жан-Люком чуть ли не у порога дома. На этом месте находилось то, что он определил как poubelle antique, то есть древняя свалка. За шесть тысяч лет обитания в этих местах люди оставили немало следов своего существования.
Жан-Люк продемонстрировал несколько небольших каменных топоров, некоторые совсем крохотные, не больше спичечного коробка. Камни для их изготовления подбирались в долине реки Дюранс, затачивались, полировались до тусклого блеска. Похожие на игрушечные томагавки, они явно не годились в боевые топоры. Возможно, люди неолита, открыватели сельского хозяйства, использовали их в качестве инструмента для очистки местности от кустарника. Огородники каменного века не отличались воинственным характером.
Последовали находки более позднего периода. Древнеримские монеты, слегка обтертые, с закруглившимися краями, но украшенные узнаваемыми изображениями и надписями. На одной смазанный мужской профиль сопровождался вполне читаемой надписью: AUGUSTUS CAESAR. На другой была изображена женщина, сидящая подле амфоры. Отломившийся от статуи мраморный палец в натуральную величину. Совершенной формы куб, покрытый темно-синей мозаикой. И множество обломков керамических сосудов, некоторые с именами древних гончаров, другие отмечены вдавленным в глину до обжига большим пальцем.
— А об этом что скажете? — Жан-Люк ухмыльнулся и протянул мне почти плоский и почти квадратный керамический прямоугольник размером не более моей ладони. На нем оказался рельеф человеческой пары в ракурсе, скрывающем лица, вероятно, ради сохранения репутации. Мужчина и женщина в пароксизме любовной акробатики, древняя непристойная шутка. Возможно, обломок блюда, подававшегося на стол по соответствующему поводу. А что это за повод? Оргия? Свадьба? Бар-мицва? Может, такого рода декор вовсе не считался в Древнем Риме скабрезным и блюдо можно было подавать на стол в доме среднего класса по случаю посещения соседями?
Передо мной лежали извлеченные из земли плоды трудов древних гончаров, монетчиков, художников, а за окном из той же земли торчали столбы с телефонными проводами, возле дома скучали автомобили, вдаль убегала асфальтовая лента дороги. Странное чувство охватило меня. Люди жили здесь тысячи лет, оставляли после себя разнообразнейшие изделия, сейчас вызывающие любопытство, восхищение, занимающие места в музеях. Не мог я представить, что оставленные нами железяки и куски пластика вызовут такой же интерес потомков.
Я спросил Жан-Люка, как у него получается обнаруживать то, что другим недоступно.
— С'est le regard du jardinière[109], — ответил он. — Взгляд садовника, не просто видящего землю перед собой, но изучающего ее.
Я понимаю, что все не сталь просто, но он настаивает. Для него археология — просто хобби, не более.
Дело его жизни — овощи. Воскресное утро он обычно проводит на рынке в Апте, продает свою продукцию, выращенную исключительно à la façon biologique[110], то есть без сомнительных благодеяний современной химии. Он не применяет ни пестицидов, ни гербицидов, ни сложных коктейлей для ускорения роста и созревания. Никаких ухищрений против матушки-природы. Когда я рассказал ему, что видел в Калифорнии лавку — кажется, она называлась «Овощной бутик», — в которой продавались кубические помидоры, чтобы сэкономить место в холодильнике, он ничего не ответил. Выражение лица говорило за него.
Жан-Люк всегда выращивал свои овощи экологически чистым способом, еще до того, как естественность вошла в моду. Воодушевленные разглагольствования о возвращении в лоно природы его раздражают. Он говорит, что серьезные огородники никогда землю не покидали. Однако оживление интереса к органическому огородничеству сделало его кем-то вроде овощного гуру. Жан-Люк автор небольшой элегантной книжки о луке и чесноке — это первая книга, в которой я нашел советы по отпугиванию летучих мышей-вампиров. Только что он завершил написание второй книги, о томатах. Теперь он стал экспертом-практиком, он создает potagers для обращающихся к нему за помощью, учит, как лучше выращивать овощи. Если вы его как следует попросите, он даже согласится прийти их попробовать вместе с вами.
Наиболее известный из его клиентов — Ален Дюкасс, в настоящее время самый знаменитый шеф-повар Франции, отмеченный шестью мишленовскими звездами. У Дюкасса ресторан в Париже (три звезды), второй в Монте-Карло (три звезды) и недавно открылся третий, в Верхнем Провансе, в Мустье-Сект-Мари. Здесь, в Мустье, Жан-Люк создал огород, достойный короля гастрономии, не тривиальный бобово-горохово-луковый закуток, а современный дом для древних, почти забытых растений.
А собирает Жан-Люк этих почтенных представителей растительного мира по всей стране. Иной раз он обнаруживал их одичавшими, на лугах и в лесах, полузадушенными сорной травой в заброшенных огородах. Жан-Люк поддерживает контакты с ветеранами, годящимися ему в отцы и деды, и те передают ему семена растений, полученных от своих предков. Он роется в литературе, изучает классику, проштудировал книгу Вильморена «Огородные растения», увидевшую свет в 1890 году. Вильморен описывает растения, которые употребляли в пищу наши предки. Таким образом, Жан-Люк обнаружил дальнего родственника пастернака, целый ряд ароматических трав и еще одну диковину, которую, как мне кажется, ожидает блестящая будущность.
