Евгений Вишневский - Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья
— Все?
Повисла длинная пауза, терпеть которую не было сил. Потом оформили нганасанку с похоронной телеграммой. Потом летчиков полярной авиации с их служебными билетами.
— Теперь с детьми. С детьми есть?
— Есть, — сказала тетка в платке, встала с чемодана и подняла вверх спящего грудного ребенка, чтобы сердитая дамочка смогла его как следует рассмотреть. (А между тем талонов осталось всего ничего: может, четыре, а может, всего три.)
— Давайте багаж сюда! — скомандовала сердитая дамочка и искоса посмотрела на нас.
Но тетка в платке регистрироваться не могла, потому что сопровождавший ее потный пожилой мужик (скорее всего, дед этих детей, хотя черт его знает, может, и отец), весь день проторчавший у стойки, теперь, в час ночи, запропастился неизвестно куда. Какие-то доброхоты, правда, сунули было на весы огромный куль, обшитый мешковиной, но, во-первых, это оказался куль какого-то студенческого стройотряда, во-вторых же (и это было главным), мужика тетка бросить одного никак не могла: у него с собой не было ни билета, ни документов и всех денег — пять рублей.
— Ладно, — сказала сердитая регистраторша, — полетите завтра. К завтрему ваш кавалер, глядишь, и отыщется.
— Да какой кавалер! — захныкала детная мамаша. — Погодите маленько, а? Может, он через пять минут найдется. Мы ведь уже вторые сутки сидим. С детьми ведь, а? А завтра самолета нету, только послезавтра.
— Хорошо, жду пять минут, — смилостивилась регистраторша и посмотрела на часы.
Мы тоже посмотрели на часы. Тетка, оставив детей на попечение добровольцев, кинулась на привокзальную площадь, но никого там конечно же не нашла.
Прошло шесть минут.
— Ну ладно, давайте, — скомандовала нам сердитая регистраторша.
Мы опрометью бросились к своим вещичкам и в считанные секунды перекидали все четыреста с гаком килограммов через весы в служебное отделение.
— Может, вы кого-нибудь из нас возьмете? Скажете, что и мы с вами, — грустно попросила интеллигентная девушка-долганка. — Там один посадочный талон остался. У нас с собой никаких вещей нет — вам меньше за багаж платить придется.
Мы ничего не успели ответить ей — за нас ответила регистраторша:
— Все! Полная загрузка. Даже семнадцать килограммов лишних у этих геологов. Снять кого-нибудь из них?
Мы затаили дыхание.
— Ладно, — из недр железного ящичка ответил какой-то усталый голос, — семнадцать килограммов — пустяк. Нехай летят.
Я кинулся в кассу платить за багаж (двести семьдесят три рубля тридцать четыре копейки). Не тут-то было! У кассы стояла плотно сбитая толпа. С третьей попытки я ее протаранил (уже объявили посадку на наш рейс!), работая локтями, коленями и едва не зубами.
— У меня нет мелочи, — заявила мне кассирша, — идите меняйте рубль.
— Да какая там мелочь! — заорал я. — Квитанцию давайте! Квитанцию! Никакой мелочи мне не нужно!
Слегка поколебавшись, кассирша сдачу мне все-таки выдала (почти полностью).
К окошечку кассы была плотно прижата нганасанка с похоронной телеграммой: билет она купила, а вот выбраться из толпы не могла. Я явился ей как избавитель.
Валера поехал вместе с грузчиками, чтобы погрузить наши вещички в «АН-24» (помочь, а главное — присмотреть). Мы с Шефом, взяв авоськи с овощами и бутылками, пошли на посадку. И тут вдруг появился тот самый пропавший мужик: теперь он был слегка навеселе, пиджак его был расстегнут, галстук съехал на сторону, на лице была улыбка.
— Где же тебя черти носили, ирод?! — заплакала тетка в платке.
— Так всего две кружечки пива, Валя, — оправдывался мужик, — я же тут сварился, в горле сухость образовалась. Две кружечки — это же пустяк, всего ничего.
Продолжения этой сцены мы не видели — нас увели на посадку.
Валера уже ждал нас в самолете. Наши вещички плотно забили оба багажника: и передний, и задний, да так, что летчики могли пройти к себе в кабину только боком. При этом часть вещей пришлось положить даже на сиденья. Но никто по этому поводу не протестовал и не возмущался: видимо, на северных рейсах это типичная картина. Как обычно, мне везет на всякие приключения и на неожиданных знакомцев. Вот и здесь рядом со мной оказался пьяный словоохотливый мужик, летавший из Диксона в Абакан хоронить мать. Сперва он, одну за другой, прямо из горла выпил три бутылки пива, затем, осоловев, начал рассказывать, причем нес совершенную ахинею:
— Ты не смотри, что я такой... У меня дом на Украине есть, а вокруг целый год вишни цветут, хочешь верь, хочешь нет... И еще машина «Лада», зелененькая, как травка... Нет, земляк, жить надо на Украине... Или на Диксоне... Но лучше все-таки на Украине... Я-то раньше думал, что только у нас, на Севере, и можно ее заколотить, копейку, а оказывается, бывает, что и на материке люди не меньше нашего имеют... На Украине вот, к примеру... Так на кой же ляд, скажи, тогда на этом Диксоне мерзнуть, в темное окошко глядеть?.. Ну, на Диксоне-то еще куда ни шло, жить можно... Это же настоящий Север. Это тебе не Хатанга... Ну какой же Хатанга — Север? Смех да и только... Там и лес растет, и морды эти копченые кругом, колабашки чертовы, якутня вонючая... Да пусть хоть одна такая харя на Диксоне появится, я же первый карабин возьму... И так любой и каждый... — После этого он вдруг выронил из руки пустую пивную бутылку и захрапел.
А мы втроем еще раз поужинали остатками жареного кролика (все-таки мы уже здорово успели проголодаться) и стали устраиваться в креслах на ночлег.
— Как говаривали мы в молодости, — пошутил Шеф, гнездясь в кресле, — нам хоть на оглобле, лишь бы лететь!
18 июля
Утром мы приземлились в Хатанге. Пограничный наряд отобрал у нас паспорта и документы. За ними начальнику (то есть Валере) велено прийти на заставу.
Во все небо — незакатное полярное солнце. Выгрузили вещички. Меня оставили сторожить их, а Шеф с Валерой пошли искать машину. Ждать пришлось довольно долго, однако всему бывает конец — и вот уже во весь опор летит к аэродрому грузовик, в нем стоит Валера, а с ним еще двое каких-то неизвестных мне крепких парней. Это наши коллеги по отряду из другой, СНИИГГиМСовской части: Альберт и Коля.
Для жительства нам отвели вагончик в обширном лагере геологов, раскинувшемся на окраине поселка между необъятной вонючей свалкой, заброшенным кладбищем и вертолетной площадкой. Если в прошлый раз, в семьдесят втором году, жили мы в бывшей пошивочной мастерской, на берегу реки, в фешенебельном районе Хатанги, то ныне квартируем в типичном бидонвиле, но зато возле самого аэродрома. Состоялось представление одной половины нашего отряда (академической, то есть нашей) другой — СНИИГГиМСовской. Кроме уже упоминавшихся Коли и Альберта, в той половине отряда есть еще две дамы: Нина Кузьминична и Тамара. Нина Кузьминична — опытный геолог, палеоботаник, а Тамара — молоденькая невестка одного геолога-академика. Как видно, имеет она на своего свекра значительное влияние, поскольку он устроил ее к нам в отряд. Еще в Новосибирске ее отговаривали от этого тяжелого путешествия, ярко и убедительно рассказывая о том, какие трудности и лишения ждут ее на мысе Цветкова, в высоких широтах Арктики. Но Тамара осталась непреклонной. Альберт — тоже довольно опытный геолог (как и Нина Кузьминична), литолог по геологической специальности; Коля — молодой специалист, выпускник нашего университета, биостратиграф, мечтающий попасть в заочную аспирантуру к Триасовому Гению, то есть к нашему Шефу.
