Герберт Тихи - Чо-Ойю – Милость богов
Я решил организовать маленькую экспедицию не только из финансовых соображений. Громоздкие экспедиции с многими тоннами грузов и несколькими сотнями носильщиков, с громкими сообщениями, звучащими, как военные сводки, участники которых, как солдаты, дают клятву верности, казались мне всегда грубым вторжением в гармонию Гималаев. Я был убежден, что с меньшей затратой средств и энергии также можно достичь вершины одного из этих гигантов. Разумеется, это было только мое личное мнение, и я не осмеливался заявить о нем особенно громко и открыто. Альпинистские круги советовали мне как можно меньше говорить о восхождении на вершину, а это было как раз то, чего я больше всего хотел. Таким образом, нам удалось выехать без предварительной пропаганды и широковещательной рекламы в печати, обычно принятых при отъезде гималайских экспедиций. Конечно, совсем умалчивать о том, что мы хотим сделать восхождение на Чо-Ойю, не имело смысла. В конце концов ведь у нас было официальное разрешение организовать восхождение на эту вершину. Чтобы собрать необходимые средства, нужно было имя для нашего мероприятия. Долго думать не пришлось. Мы назвали его: «Австрийская экспедиция в район Чо-Ойю 1954 года». Такое название могла иметь и экспедиция, имеющая цель разведки вершины без особо серьезных намерений.
Теперь нужно было приступать к самой сложной части подготовки – получению финансов.
Во время решения этой задачи иногда все выглядело безнадежным. Если план экспедиции, предусматривающий штурм вершины восьмитысячника с участием только трех европейцев, был принят в кругах специалистов весьма скептически, то усиливать недоверие к экспедиции широким оповещением о финансовых затруднениях было нельзя.
Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось в такое короткое время, практически за два месяца, мобилизовать нужную сумму. Я не могу выразить словами ту глубочайшую благодарность, которую я испытываю к официальным организациям Австрии, финансовым органам, промышленности и тем многим друзьям, которые мне тогда помогли.
Как я должен благодарить мецената из Южной Америки?
Когда дело с финансированием экспедиции шло еще очень плохо, мне позвонил один из моих друзей: «В такой-то гостинице сейчас живет один австриец из Южной Америки. Я ему рассказал о твоих планах. Он заинтересовался ими. Поезжай сейчас же к нему».
Я поехал в гостиницу и встретил там пожилого господина. Мы вошли в номер, долго обменивались любезностями. Я начал нервничать. Возможно, я неправильно понял моего друга?
Но потом произошло буквально следующее. Южноамериканский австриец спросил:
– Вы собираетесь в Гималаи?
– Да, – ответил я.
– Вам нужны деньги?
– Да, – ответил я.
– Тысяча долларов вас устроят?
– Да, – в третий раз ответил я.
Он вытащил чековую книжку, подписал десять чеков по сто долларов каждый и отдал мне их со словами:
– Передаю их вам для экспедиции с одним условием: никогда не называйте моей фамилии, я этого не люблю. Желаю вам успеха, до свидания!
Конечно, не всегда получение денег было так сказочно просто.
Я решил, что три австрийца и семь шерпов составят достаточно большую группу. Для всех десяти приобрели одинаковое снаряжение. Шерпы должны были получить те же пуховые куртки, спальные мешки, анараки, какие получили и мы. Они участвовали в штурме вершины и должны были быть одеты и обеспечены всем не хуже нас. Я собирался организовать три связки, в каждой из них по одному шерпу и одному австрийцу; остальных четырех шерпов будет достаточно, чтобы обеспечить дополнительную заброску в высотные лагери. Конечно, эти теоретические расчеты не удалось осуществить на практике: с нами было одиннадцать шерпов, но они по связкам распределены не были.
Сепп Йохлер из Ландека был в нашей экспедиции специалистом по альпинизму. В свое время он вместе с Германом Булем прошел в сложных условиях северную стену Эйгера и с Эрнестом Сенном – северную стену Маттерхорна. Сепп – один из сильнейших альпинистов нашего времени, тем не менее, как мне кажется, его технический опыт имел для нашей экспедиции меньшее значение, чем его хорошие личные качества. Он был и остается моим большим другом.
Доктор Гельмут Хейбергер – географ Инсбрукского университета – вносил в экспедицию определенное научное направление.
Если Сепп и я просто констатировали: «Сегодня очень холодно», – то Гельмут, измеряя термометром сложного устройства, которым, кроме температуры, определял еще излучение и влажность воздуха и что-то еще, сообщал нам через несколько минут: «Сейчас температура минус 8,2 градуса по Цельсию». Это действовало успокаивающе.
Мы очень ценили все научные инструменты Гельмута, в особенности его специальное зеркало, с помощью которого он определял направление и скорость движения облаков. Это зеркало мы ценили не потому, что пользовались им для бритья – мы вообще не брились, а потому, что вместе с термометром оно было таким источником удивления и любопытства для жителей деревень, что когда Гельмут производил свои измерения, они переставали обращать на нас внимание. Это было для нас очень приятно.
Я считался, так сказать, руководителем экспедиции. Но наша экспедиция не имела строгого армейского режима, обычно принятого в гималайских экспедициях, и если нужно было что-нибудь решать, мы обычно садились все вместе и обсуждали положение. В большинстве случаев большой опыт Пазанга был решающим. Надеюсь, никто из нас не чувствовал, что я являюсь «руководителем экспедиции».
Нет необходимости представлять каждого шерпа в отдельности: в ходе дальнейшего рассказа они представятся сами со всеми своими особенностями. Мы знали, что наше мероприятие только в том случае будет иметь успех, если шерпы будут хорошо и инициативно действовать. Они были каждый в своем роде великолепные товарищи, и мы знали, что на них можно положиться полностью.
Пазанг укомплектовал группу шерпов преимущественно членами своей семьи. В числе других он взял с собой двух сыновей. Это не вредило делу, потому что все слушались его безоговорочно, и он пользовался среди них непоколебимым авторитетом.
После нашего последнего путешествия Пазанг, возможно, стал слишком самоуверенным и полюбил риск.
Аджиба по сравнению с прошлым еще больше полюбил водку, а Гиальцен остался таким же молодым и нисколько не вырос, и трудно поверить, что он такой опытный альпинист.
Среди незнакомых мне шерпов особенно хорошим парнем был Анг Ньима, брат Пазанга. Он был поваром экспедиции, не особенно хорошим, но и не особенно плохим. К своим обязанностям он относился очень серьезно и во время еды пытливо и несколько боязливо смотрел на нас. Если мы сидели с серьезными или угрюмыми лицами, у него на глазах сразу же появлялись слезы. Мы его не хотели обижать, но в течение нескольких месяцев экспедиции невозможно, конечно, всегда улыбаться во время еды. Кстати, его имя как бы подтверждало его характер: «анг» – ребенок, «ньима» – рожденный в воскресенье.
