Виталий Тренев - Путь к океану
Отослав письмо, Невельской немного успокоился.
— Будь что будет, — говорил он. — Пусть разжалуют в матросы. Но пока я здесь и есть у меня силы, я не поступлюсь ни на шаг.
Уже на берегу растаял снег и на холмах появилась зеленая травка, но залив Счастья был забит льдом.
Пришло известие, что 9 мая вскрылось устье Амура, а залив все еще был подо льдом. Однако весна уже чувствовалась, и, несмотря на новые невзгоды, у всех стало радостней на душе.
Екатерина Ивановна с наступлением весны стала еще больше времени посвящать гилякам. Она решила научить их огородничеству, но это удалось не сразу. Гиляки избегали уроков. Она долго не могла понять причины. Один из наиболее любознательных, Паткен, видя, что русские копают землю для посадки картофеля и от этого не умирают[41], пришел к Невельскому и просил, чтобы Екатерина Ивановна научила его жену сажать картофель и ухаживать за ним. Он же рассказал, почему до сих пор боялся брать в руки лопату.
Екатерина Ивановна показала жене Паткена, как надо копать землю, сажать картофель, и потом все лето наблюдала, чтобы гилячка полола и окучивала его. И когда осенью картофель вырыли из земли, надобно было видеть, как благодарили Екатерину Ивановну Паткен и его супруга. Многие гиляки по примеру Паткена решили сами на будущий год завести огороды.
Однажды с Амура приехал гиляк Накован и привез Екатерине Ивановне свою жену Сакони.
— Подержи ее. Пусть поживет у тебя, — просил он.
Выяснилось, что гиляки из селения Лянгр хотели украсть эту женщину.
Пока Невельской принимал меры для обеспечения безопасности и семейной чести Накована, Сакони жила у Невельских. Ее вымыли, причесали и нарядили в сарафан и белую рубаху. Сакони, чистая и в новом наряде, оказалась очень миловидной. Она берегла свою одежду и следила за чистотой лица и рук. Видя такое превращение Сакони, многие гилячки пожелали тоже похорошеть. Матросские жены приняли в этом большое участие и оказывали им всяческую помощь.
Восемнадцатого июня через льды северной части лимана пробился Бошняк, а через два дня в Петровском зимовье появились Чихачев и Афанасий, пробравшиеся через ропаки, торосы и озера талой воды. Лодку они бросили у ледяной кромки на произвол судьбы.
Путешествие Чихачева и Афанасия охватывало огромный район в низовьях Амура. Оно было особенно ценно тем, что мичман, кроме обычного описания и глазомерных набросков карты пути, определил множество пунктов астрономически, сделал подробную опись залива Нангмар (Де-Кастри), а также путей к нему с Амура и через озеро Кизи.
Добравшись до Амура через горы и тайгу, Чихачев и Афанасий свободно и легко побежали на лыжах, придерживаясь за нарты, груженные продовольствием на два месяца. Первое время сытые, неутомленные собаки тянули резво, так что за ними трудно было поспевать. Широкой, многоверстной долиной казался застывший Амур, по льду которого неслись две собачьи упряжки. Солнце красным негреющим шаром висело над розовым морозным туманом, окутывающим приамурские сопки.
Через несколько дней путешественники свернули в долину реки Амгунь и, добравшись до селения Каур, сделали дневку.
Продвижение вверх по течению Амгуни было очень нелегким. Неистовая пурга началась почти неожиданно, когда путники находились вдали от человеческого жилья. Ветер вздымал плотную пелену снега, обнажая лед реки. Сила ветра была такова, что снежная пыль проникала всюду, в мельчайшие щели одежды. Среди бела дня стало так темно, что Чихачев не знал, как повернуться, куда ступить. Где-то в свистящем воющем сумраке раздавались треск и грохот: это ветер с корнем выворачивал кедры и лиственницы. Ориентируясь непонятным образом, Афанасий сумел найти убежище среди бурелома. Здесь деревья были повалены на большом протяжении, и нечего было опасаться, что какой-нибудь лесной великан, падая, прихлопнет тебя, как муравья. Тунгус устроил застывающего мичмана в затишье, под корнями поваленного дерева. Нарты образовали дополнительную защиту.
Скулящие, испуганные собаки, замерзающие люди сбились в тесную кучу, согревая друг друга. У мичмана почти не остались в памяти подробности страшных часов борьбы со смертью. Афанасий все время тормошил его, заставляя двигаться, не давая забыться; холод струйками проникал сквозь одежду. То и дело тунгус совал ему в рот кусок рыбы или хлеб, отогретые на собственной груди, и говорил:
— Кушай, бачка, человек — печка есть. Еда — дрова есть. Дрова есть печка живой, греет. Дрова нет — печка мертвый. Все время кушай, бачка, не спи. Шайтан во сне тебя задерет — мертвый станешь.
Благополучно переждав пургу, путники двинулись дальше.
Около трехсот сорока километров прошли по Амгуни Чихачев и Афанасий до селения Самар. Из расспросов им стало известно, что здесь Амгунь ближе всего подходит к реке Горин, по которой путешественники должны были спуститься обратно на Амур. Местные жители всюду встречали Чихачева с самым радушным гостеприимством.
Это в значительной степени было заслугой Афанасия, знатока приамурских наречий; но, кроме того, уже начиная от селения Каур, местные жители знали о русских. Многие и сами бывали на Бурукане и в других обжитых русскими местах. В селениях Чальбано и Дульбико некоторые с гордостью показывали Чихачеву нательные кресты. Это были нейдальцы, крестившиеся на Бурукане. Они даже немного умели говорить по-русски.
От селения Самар и до селения Оди Чихачев и Афанасий прошли еще около трехсот шестидесяти километров до залива Нангмар.
"По очертанию берега и по определенной мною широте я увидел, что это тот самый залив, который Лаперуз назвал заливом Де-Кастри", — писал Чихачев.
Сделав съемку залива, Чихачев решил отправиться навстречу Березину, так как дорога становилась все хуже, а запас провизии иссяк.
Был конец апреля. Снег лежал только в лесу да по оврагам. Земля раскисла, всюду стояли озера мутной ледяной воды, бурой снеговой каши. Ручьи бежали по склонам.
Чихачев и Афанасий, ослабевшие от лишений и трудностей путешествия, медленно пробирались по колена в грязи и воде. Измученные собаки (половина которых передохла) не могли тащить нарту. Верст за тридцать не доходя до Кизи, Чихачев и Афанасий убедились, что с нартой им дальше не пройти. Афанасий, выбрав на пригорке местечко посуше, остался, а Чихачев, с котомкой на плечах, через непроходимую грязь побрел дальше.
Навстречу ему, на выручку, из Петровского зимовья, в невероятных условиях весенней распутицы пробивался Березин.
Иной раз целый день ему приходилось брести по колена в ледяной воде, проваливаясь по пояс, спасать собак и груженые нарты. Холодный, ураганной силы ветер с океана налетал вместе с дождем. Трещали сломанные деревья, ветви толщиной в руку летели по воздуху. Дождевые струи неистово хлестали; собаки взвизгивали и завывали от их ударов.
