Жюль Верн - Школа робинзонов
Не передать, какие муки испытывал молодой Робинзон, как сожалел о прошлом и винил себя. Ведь по его вине они с Тартелеттом оказались в столь плачевном положении. Сколько раз в болезненном бреду он звал свою невесту Фину и дядюшку Виля, которые остались там, далеко, за сотни миль, и, казалось, навсегда потеряны для него! Как проклинал он теперь жизнь Робинзона, когда-то пленявшую его юношеское воображение и представлявшуюся недостижимым идеалом! И вот жестокая реальность заставила его, типичного городского жителя, испытать все превратности жизни на природе, и не было никакой надежды вернуться снова когда-нибудь в родной дом…
Так прошел самый трудный месяц декабрь, и только перед Новым годом Годфри стал потихоньку поправляться.
Что касается Тартелетта, то он, по милости судьбы, чувствовал себя превосходно, хоть и не переставал охать и стонать. Подобно тому, как грот нимфы Калипсо после отъезда Одиссея «перестал оглашаться веселыми звуками», так и в Вильтри не звучала больше карманная скрипка Тартелетта: ее струны застыли на холоде.
Годфри тревожило не только появление на острове хищных зверей, но и возможная встреча с туземцами. Раз на острове находятся люди, ничто не может им помешать ворваться сюда, бревенчатый забор вряд ли послужит для них препятствием. Придя к такому заключению, Годфри решил, что самым надежным убежищем будут для Робинзонов ветви секвойи, надо только позаботиться о более удобном способе подъема, а также надежно закрыть входную дверь от непрошеных гостей, если попытаются проникнуть в дупло.
С помощью Карефиноту Годфри вырубил в стенках секвойи ступеньки и соединил их, словно перилами, веревкой, свитой из волокнистых растений. В Вильтри появилась лестница.
— Ну вот! — с улыбкой сказал Годфри, окончив работу.— Теперь у нас два дома: внизу — городской, а наверху — загородный.
— Я предпочел бы даже погреб, но только на Монтгомери— стрит,— проворчал Тартелетт.
Наступили рождественские праздники, которые всегда так весело встречают в Соединенных Штатах Америки. Первый день Нового года, наполненный светлыми детскими воспоминаниями, был дождливым, снежным, холодным и неприветливым.
Вот уже пять месяцев, как потерпевшие крушение на «Дриме» были отрезаны от всего мира. Начало года не только не казалось им счастливым, оно сулило еще более тяжкие испытания.
Снег шел не переставая до семнадцатого января. В этот день Годфри выпустил коз на луг, чтобы они сами нашли себе пропитание. К вечеру опять похолодало и стало сыро. Весь остров и высокие темные секвойи погрузились в глубокий мрак.
Годфри и Карефиноту, вытянувшиеся на своих постелях, напрасно старались заснуть. Около десяти часов с севера донесся глухой шум, который с каждой минутой становился все отчетливее.
Ошибки быть не могло — где-то поблизости бродили хищные звери. К зловещим завываниям тигра и гиены присоединилось грозное рычание пантеры и льва. Какой это был ужасный концерт!
Робинзоны и негр в ужасе вскочили со своих постелей. Только Карефиноту был почему-то не столько напуган, сколько удивлен. В отчаянной тревоге прошло два долгих часа. Рычание слышалось все ближе и ближе и вдруг прекратилось. Или кровожадная стая, сбившись с пути, подалась в другую сторону? Быть может, Вильтри минует беда?
«Так или иначе,— думал Годфри,— если мы не уничтожим всех хищников до последнего, покоя нам здесь не будет».
После полуночи яростный рев возобновился. Звуки раздавались где-то совсем близко.
Но откуда они здесь появились? Ведь не могли же эти животные приплыть на остров Фины по морю? Значит, они обитали здесь и прежде, до появления Годфри и его спутников! В таком случае, что же побуждало хищных животных старательно прятаться и почему, охотясь в самых отдаленных уголках, Годфри ни разу не напал на их следы? Где же находится таинственное логово, в котором скрываются все эти львы, гиены, пантеры и тигры? Из всех странностей, происходивших на острове, внезапное появление диких зверей было самой неразрешимой загадкой.
Карефиноту, казалось, отказывался верить ушам своим и каждую минуту вздрагивал от грозного рева. При свете очага Годфри замечал, как его лицо перекашивалось странной гримасой. А Тартелетт то принимался жалобно хныкать, то громко причитал в своем углу. Он забрасывал Годфри вопросами, но тот не имел ни желания, ни возможности отвечать. Не раз подходил он вместе с Карефиноту к бревенчатой ограде, чтобы убедиться, что дверь крепко заперта.
Вдруг с истошным блеяньем ограду окружило стадо. Козы, бараны и агути, испуганные голосами голодных зверей, покинули пастбище и в панике устремились под защиту к людям.
— Нужно открыть дверь ограды!— крикнул Годфри.
Карефиноту молча кивнул и тут же выполнил приказание.
В ту же минуту стадо ворвалось внутрь, а следом за ним в глубокой темноте метнулись неясные тени, и фосфорическим светом блеснули злые глаза. Годфри не успел опомниться, как Карефиноту втолкнул его в дупло и плотно закрыл за ним дверь. На это туземцу понадобилась одна минута.
Хищники ворвались в ограду. Совсем рядом раздался дикий рев, к которому присоединилось жалобное блеяние коз и овец. Годфри и Карефиноту, прильнув к окошкам, прорубленным в коре секвойи, с трепетом следили за кровавой оргией зверей.
Тигры или львы, пантеры или гиены — в темноте трудно было разобрать — набросились на несчастную скотину.
Тартелетт, в приступе безумного страха, схватил карабин и высунул его наружу, чтобы спустить курок. Годфри едва успел его удержать.
— Остановитесь! — приказал он.— В такой темноте невозможно попасть в цель, а у нас не так много патронов, чтобы тратить попусту. Нужно подождать до рассвета!
И он был прав. Вместо хищников пули могли поразить домашних животных — ведь их поголовье значительно превышало бешеную стаю. Спасти скот казалось совершенно невозможно. Пожалуй, благоразумнее будет ими пожертвовать, чтобы дикие звери, насытившись, поскорее убрались из Вильтри. Тогда придет время поразмыслить, как защититься от нового нападения.
«Лучше всего,— думал Годфри,— постараться не выдать своего присутствия, иначе хищники предпочтут людей домашней скотине».
Но помраченный умом Тартелетт не внимал ни просьбам, ни уговорам. И тогда Годфри без лишних слов отобрал у него ружье. Учитель танцев в отчаянии упал на свою постель, проклиная и путешествия, и путешественников, и вообще всех маньяков, которым не сидится дома.
Тем временем Годфри и Карефиноту снова заняли наблюдательные посты — раз уж они не в силах помешать кошмарной резне, происходившей в нескольких шагах от них. Блеяние коз и баранов постепенно стихло. По-видимому, часть стада звери уже успели растерзать, а уцелевшие козы и овцы выскочили за ограду — навстречу неминуемой смерти. Гибель домашнего скота стала невосполнимой потерей для маленькой колонии. Но будущее сейчас мало заботило Годфри, все его мысли были поглощены настоящим.
