Владимир Динец - Азия на халяву
— парковым редколесьем из «танцующей» каменной березы. С погодой повезло необыкновенно: за всю поездку мы ни разу не видели даже маленького облачка. Слева сиял красавчик Вилючик — симметричная двуглавая пирамида, которая летом окрашена в великолепное сочетание угольно-черного, белого и малахитово-зеленого, а сейчас была розовато-золотистой в ярких солнечных лучах. Точно по оси симметрии вулкана проходил вертикальный каньон с большим замерзшим водопадом. На юго-востоке Камчатки выпадает очень много снега, до 20 метров, поэтому весна здесь только начиналась. К полудню мы дошли до засыпанной снегом избушки, рядом с которой дымился обложенный плоскими камнями бассейн — горячий источник. Ниже по склону в зарослях тальника журчала шустрая речка. Я стал растапливать печку, чтобы к моменту, когда мы закончим принимать ванну, вскипятить чайку, а Коля, взяв чайник, пошел за водой. Когда он спустился к ручью, в кустах поднялась мрачная фигура только что вышедшего из берлоги медведя. Тощий облезлый зверь выглядел жутковато, но Николя, к счастью, совсем плохо видел без очков. Он поставил на снег чайник и вежливо сказал:
— Извините, мы заняли ваша избушка… Медведь наклонил голову и поднял одно ухо.
— Ничего, что мы занимали ваша избушка? — еще вежливей спросил Коля. Тут медведь рявкнул и бросился бежать. Николя одел очки, вскрикнул «О, медведь!» и побежал в другую сторону. Я так смеялся, что бедный парень, кажется, здорово на меня обиделся. Но купание в окруженном сугробами горячем бассейне среди залитых солнцем гор и чудесных «танцующих» лесов кому угодно вернуло бы хорошее настроение. Мы весело стрескали обед, не ведая, какие приключения ждут нас впереди. Вечером мы взобрались на «Плато стихийных бедствий». До Мутновки оставалось километров двадцать, и мы уже примирились с тем, что придется идти часть ночи. Но тут внизу появилась ползущая по дороге точка, и вскоре мы голоснули грузовик. Лучше бы мы пошли пешком. В кабине сидели четверо пьяных мужиков, и пришлось ехать в кузове в компании прыгающих бочек. У нас еще была свежа в памяти недавняя авария, а машина выписывала по сугробам такие зигзаги, что только глубина колеи не позволяла ей опрокинуться. Если бы это случилось, достать нас из-под провалившегося в глубокий снег грузовика все равно бы не успели. Бедный Коля, для которого эта поездка вообще была суровым испытанием, просто позеленел, да и мне было здорово не по себе. Стало темнеть, и нам казалось, что мы едем по какой-то другой планете — таким холодным и диким выглядел под звездным небом пейзаж из утонувших в снегу вулканов. К тому же резко похолодало. Наконец из-за поворота показались огни и белые струи пара. Мы приехали. За те пять лет, что я не был в Мутновке, строительство не продвинулось ни на шаг. Все те же обогреваемые горячей водой из-под земли балки, ревущие столбы пара над разведочными скважинами. Вот только входить в домики приходилось через третий этаж — столько навалило за зиму снега. Туристов еще не было, и встретили нас более дружески. Утром мы пошли к кратеру Мутновки. Поначалу идти было просто здорово — снег покрывал такой прочный наст, что по нему можно было шагать, как по асфальту, и даже скользить на подошвах ботинок, будто на лыжах. Но незадолго до перевала на другой склон вулкана поднимающееся солнце стало растапливать наст, и вскоре мы начали увязать в снегу. Тут бедный Николя совсем сник. Его трудно винить — внезапный перелет из относительно цивилизованной и уже зеленеющей Москвы в дикую горную лесотундру, заваленную снегом, кого угодно привел бы в шоковое состояние. Естественно, он успел натереть ноги и слегка простудиться, а шестичасовой подъем на перевал окончательно его доконал. С большим трудом мне удалось дотащить его до начала узкого каньона, ведущего к кратеру. Оставалось пройти всего метров двести, хотя и по очень глубокому снегу. Но тут, как нарочно, с одной из стен сорвалась маленькая лавинка и шлепнулась на дно в облаке снеговой пыли. Николя посмотрел на узкую дымящуюся теснину, казавшуюся воротами в ад, и решительно сказал:
— Березина! Дальше я не пойду. Я уже знал, что часто употребляемое Колей слово «Березина» соответствует нашему «хуже некуда» или, более точно, «полный п…ц». Имя белорусской реки, на которой были безжалостно перебиты 30000 больных тифом солдат из отступавшей армии Наполеона, прочно засело в исторической памяти французского народа. Забавно, что лично у меня оно ассоциировалось прежде всего с Березинским заповедником. В конце концов я оставил его отдыхать и любоваться видами, а сам быстренько сбегал до выхода в кратер. Он и летом-то выглядит совершенно фантастически, а зимой и вовсе не поддается описанию, хотя зайти дальше не удалось: времени не было, да и в горячий источник можно провалиться сквозь снеговую крышу. Обратный путь прошел легче — почти все время вниз. Чтобы Коле не было обидно, я повел его через фумарольное поле — выставку разноцветных грязевых ванн, свистящих сольфатар и булькающих луж. В итоге он снова воспрял духом, но заявил, что весь следующий день намерен провести в койке. Это оказалось очень кстати. Из очередной вылазки вернулся мой старый знакомый, технолог Никита, большой любитель природы, знаток Камчатки вообще и района Мутновки в частности. Он предложил мне такой маршрутик, что я оставил Николя восстанавливать силы в койке и горячей речке, а сам еще до полуночи укатил с Никитой на юг. Пластиковые лыжи позволяли буквально лететь по насту, так что рассвет застал нас очень далеко от Мутновки. Отсюда до самых Курил нет ни одного постоянного населенного пункта, кроме трех поселков и биостанции в долине Озерной да заставы на мысе Лопатка. Мы шли по бескрайнему гористому плато, за которым на западе и юге виднелись залитые лунным светом вулканы. К востоку долины ручьев обрывались в бездонные ущелья, по каждому из которых можно спуститься к вершине фьорда. Наконец перед нами открылась небольшая округлая котловина с березовой рощей, в центре которой дымилось горячее озеро. Из озера вытекала речка, через глубокий овраг уходившая в один из каньонов. Метрах в двухстах ниже по течению стояла маленькая избушка — приют егерей, которые раз в год летом обходят территорию заказника. Раздевшись в избушке, мы пошли вверх по руслу реки. Узкий овраг, окруженный вертикальными снеговыми стенами, был весь заполнен паром, и мороз сюда не проникал. Наконец мы плюхнулись в озеро и блаженно разлеглись на мягком дне. И через полчаса начался спектакль. В котловину собирались на ток каменные глухари. Когда совсем рассвело, вокруг нас ходили по снегу не менее сорока угольно-черных в белых пятнах птиц с алыми бровями. Серые глухарки расселись на березах, делая вид, что не интересуются происходящим. Самцы вышагивали взад-вперед, опустив крылья, распустив веером хвост, запрокинув голову и громко щелкая. За год до этого Никита приводил на озеро своего приятеля. Когда они вернулись к избушке, то увидели рядом медведя. Естественно, у них не было ни оружия, ни даже одежды. Ребята не растерялись: один сел другому на спину, и в таком «более высоком» виде они побежали на зверя. Увидев жуткое восьмилапое чудище, орущее в два голоса, мишка тут же испарился. Вообще камчатский бурый медведь считается наименее опасным подвидом, но бывает всякое. В 1990 году вышедший из берлоги медведь, вломившись в теплицу на окраине поселка Большерецк, убил и слегка обглодал работавшего там человека. Когда медведя застрелили, оказалось, что он не был ни ранен, ни особо истощен зимовкой. Все же такие случаи крайне редки. Вот кунаширский медведь человека ест тоже редко, но нападает почему-то довольно часто. Мы в тот день медведей не видели, хотя следов было полно. Обратно в Мутновку по размякшему снегу добежали к ночи, по пути встретив только лису. Камчатская лисица-огневка такая яркая, что кажется стелющимся по снегу языком красного пламени. Пришли мы вовремя: был банный день. Николя, напарившись в бане и наевшись блинов, мирно спал. Утром он снова был в прекрасном настроении. Погода по-прежнему стояла солнечная, и казалось, ничего вокруг не изменилось, вот только выходить надо было уже со второго этажа — так сильно осел снег за пару дней. Обратно мы ехали на гусеничном вездеходе — очень удобно, потому что можно спускаться со склонов поперек серпантина. Еще день в Петропавловске — и мы улетели домой. Этот перелет стоил нам немало нервных клеток: ведь в каждом из пяти пунктов посадки надо было снова проходить паспортный контроль. Денег у нас практически не осталось, так что если бы нас поймали с чужим паспортом, дело было бы плохо. Бедный Коля под конец совершенно обалдел и запутался в географии: все пять аэропортов были построены по одному проекту, так что казалось, что мы часами летаем по кругу. Но всему на свете приходит конец. Я был уверен, что Николя никогда больше не пересечет нашу границу, и вообще у него навсегда останется устойчивый страх перед путешествиями. Но задатки у парня были неплохие, и, как выяснилось, эта короткая вылазка все же сделала из него человека: на следующее лето он повез на Камчатку целую съемочную группу. Правда, когда они должны были проезжать Москву на обратном пути, меня в городе не было, и я не знаю, остался ли кто-нибудь в живых.
