Петр Семенов-Тян-Шанский - Путешествие в Тянь-Шань
16 сентября в 10 часов утра я благополучно вернулся в Верное. Хоментовский очень обрадовался моему благополучному возвращению, тем более что в мое отсутствие произошли такие события, в которых я мог бы быть ему полезным. Отношения его с соседним на юго-западе каракиргизским племенем сарыбагишей продолжали быть натянутыми, и последние не раз, хотя и не с прежней дерзостью, продолжали свои хищнические набеги на недостаточно еще прочно организованный новый русский Заилийский край. В особенности вывело из себя Хоментовского разграбление в десятке верст от Верного русского торгового каравана, шедшего в Ташкент, а также каракиргизская баранта, направленная против верных наших подданных – киргизов Большой орды. Отважный Хоментовский быстро решился предпринять поход на сарыбагишские аулы, находившиеся в большом количестве к западу от Иссык-Куля – в верховьях реки Чу, с целью расчебарить их, то есть отнять у них их табуны и стада для пополнения убытков, нанесенных русским подданным их набегами.
Сильный отряд Хоментовского, вышедший из Верного вскоре после начала моего путешествия на Иссык-Куль, состоял из трех сотен казаков и одной роты пехоты, посаженной на лошадей, двух горных пушек, нескольких ракетных станков и множества киргизов Большой орды.
Отряд благополучно перешел через высокий перевал и спустился в долину реки Чу, ниже кокандского укрепления Токмака. Здесь он застал на кочевьях несметные массы каракиргизов, разгромил их аулы и, овладев ближайшими их табунами, пустился в обратный путь. Но каракиргизы, сначала бежавшие, собрались в несметном количестве и начали преследовать наши отряды, сильно растянувшиеся при трудном восхождении на перевал, бросаясь на них в атаку с необыкновенной храбростью, несмотря на то что ракетные станки, ими никогда не виданные, а также выстрелы наших казаков производили между сарыбагишами большие опустошения. Потери же отряда простирались до 17 человек убитыми и тяжелоранеными; когда перевозимые с трудом на лошадях раненые останавливались и попадались в руки каракиргизам, то ожесточение этих последних было так велико, что они рубили их на части. Тем не менее впечатление, произведенное походом Хоментовского, было очень сильно, так как число убитых и раненых со стороны сарыбагишей было велико. Определить именно это впечатление Хоментовский считал особенно важным и потому решился для этой цели немедля организовать новый разведочный отряд.
Этот отряд, состоявший из неполной сотни казаков и нескольких киргизских проводников, он предложил мне взять в свое распоряжение с тем, чтобы выйти на реку Чу, а если я не застану там сарыбагишей, проникнуть до западной оконечности Иссык-Куля и вернуться через известные мне торные проходы Заилийского Алатау в Верное.
Выехали мы в числе 90 человек из Верного 21 сентября, в 11 часов утра. Следовали мы в этот день к западу, вдоль подножия северной цепи Заилийского Алатау, верст двадцать семь, до выходящей из снежных гор реки Кескелен – значительного притока реки Или. Погода была пасмурная и превратилась в дождливую.
Проехав верст сорок по подгорью Заилийского Алатау на запад от Верного и спустившись в пересекавшую наш путь глубокую ложбину, мы услышали там отчаянные крики. Каракиргизская баранта грабила небольшой узбекский караван, который шел в Верное. Когда мы прискакали на помощь каравану, сарыбагиши бежали, не успев ограбить караван: мы застали их в тот момент, когда они уже разували узбеков для того, чтобы отнять у них хранимые ими в сапогах деньги. Не теряя времени в разговорах с узбеками, я с частью своих казаков бросился преследовать баранту. Преследование это продолжалось часа два и кончилось тем, что барантачам, побросавшим свою верхнюю одежду, все-таки удалось ускакать от нас. Под конец преследования оставались впереди нас только три отставших барантача, но и с нашей стороны большинство преследовавших отстало вследствие усталости лошадей, и при мне остался только мой казак-переводчик, так как мы имели самых лучших лошадей. Да и мы, так же как и преследуемые каракиргизы, ехали уже шагом, на расстоянии двухсот метров друг от друга. Стрелять в безоружных я не хотел, а потому и решил возвратиться к месту, назначенному мной нашим биваком, что тем более было необходимо, что преследуемые пустили пал на высохшей степи по ветру, дувшему нам в лицо. Мы избегли встречи с огненной стеной, спустившись во встреченную нами глубокую ложбину, а затем устроились в ней и на ночлег.
22 сентября погода немного разъяснилась: туман рассеялся и даже показались горы со своими снежными вершинами. Пройдя верст тридцать к юго-востоку до речки Чемолган, мы вынуждены были сделать здесь продолжительную остановку в ожидании свежих киргизских лошадей, так как казачьи, на которых мы выехали из Верного, оказались непригодными для нашего дальнего и трудного похода. К вечеру погода опять испортилась, и дождь продолжался до глубокой ночи.
23 сентября мы вышли с Чемолгана рано поутру на свежих киргизских лошадях посреди непроницаемого тумана. Дорога наша была затруднена тем, что пришлось переходить через частую сеть пересекающих подгорье глубоких ложбин с крутыми обрывами. Через четыре часа пути мы достигли реки Узун-агача, на которой сделали полуденный привал. Осенняя растительность степи хотя уже несколько поблекла, но не совсем высохла, в особенности бросались в глаза розовые цветы высоких мальв (Althaea officinalis и Lavatera thuringiaca), светло-голубые – цикория (Gichorium intybus), бледно-желтые – софор (Sophora alopecuroid) и темно-синие – степного шалфея (Salvia silvestris). Цвел еще очень распространенный здесь солодковый корень (Glycyrrhiza aspera).
Во время нашего привала погода совершенно разгулялась: в два часа пополудни было +18 °C. Мы тронулись в путь и верст через двадцать добрались до реки Кара-Кастек. Здесь, при ясной погоде, ожидала нас величественная картина солнечного заката. Влево от нас возвышался резко очерченный на темной лазури величественный хребет Заилийского Алатау, на западной оконечности которого поднималась отдельно высокая округленная вершина Суок-тюбе; на ней блистали на солнечном закате освещенные розовым светом белоснежные полосы. Когда же на далеком западе совершенно погас пурпуровый закат, над которым несколько времени еще висели две-три золотые тучки, налево высоко над горами обнаружился бледно-золотой серп молодой луны. Наступившая ночь была прохладна, но мы ехали еще часа три при слабом свете луны до нашего ночлега у подножия Суок-тюбе, на Кастеке.
24 сентября в семь часов утра было +7 °C, и погода была совершенно ясная. Следуя по долине Кастека от севера к югу, мы стали подниматься на Заилийский Алатау. Часа четыре следовали мы вверх течения Кастека между гранитными скалами. Наконец Кастек разделился на две ветви, из которых одна шла с юго-востока, другая – с юго-запада. Мы пошли по первой для того, чтобы выйти через высокий перевал на реку Чу, несколько ниже и далее от кокандской крепости Токмак. Поднимаясь по этой ветви, мы достигли наконец до вершины перевала. С этой вершины, на которой холодная температура оправдывала ее название Суок-тюбе (прохладная гора), мы увидели всю долину реки Чу, образующую здесь несколько блестевших на солнце рукавов. Влево было видно также течение реки Кебин, выходившей из продольной долины Заилийского Алатау, разделяющей северную и южную ее цепи и впадающей по выходе из этой долины в реку Чу.
