Жюль Верн - Дети капитана Гранта
Несколько раз уже отряд пересекал тропы, проложенные в пампасах, в том числе дорогу из Кармена в Мендосу, усеянную костями домашних животных, павших во время перегона.
До сих пор Талькав не сделал ни одного замечания по поводу этого строжайшим образом соблюдаемого маршрута, хотя он, несомненно, понял уже, что отряд не ищет ни больших дорог в пампасах, ни сёл, ни городов Аргентины. Каждое утро отряд трогался по направлению к восходящему солнцу, ехал целый день, ни на шаг не уклоняясь в сторону, и вечером останавливался на ночлег, имея прямо за своей спиной заходящее солнце. В качестве проводника Талькав должен был удивляться, что не он вёл отряд, а отряд вёл его. Но если он и удивлялся, то ничем не выдавал этого, со сдержанностью, свойственной индейцам. Когда отряд проходил мимо просёлочных дорог, он не делал никаких замечаний. Но в этот день, видя, что его спутники собираются пересечь также и большую дорогу, он остановил своего коня и повернулся к Паганелю.
— Дорога к Кармен, — сказал он.
— Верно, мой храбрый патагонец, — ответил географ, — это дорога из Мендосы в Кармен.
— Мы не поедем по ней? — спросил Талькав.
— Нет, — подтвердил Паганель.
— Куда же мы едем?
— Прямо на восток.
— Это значит никуда не ехать.
— Как знать!
Талькав замолчал и с нескрываемым изумлением посмотрел на учёного. Ему ни на минуту не пришло в голову, что Паганель шутит. Всегда серьёзные, индейцы не понимают шуток.
— Значит, вы едете не в Кармен? — переспросил он.
— Нет, не в Кармен, — ответил Паганель.
— И не в Мендосу?
— И не в Мендосу.
В этот момент к ним подъехал Гленарван. Он спросил географа, что говорит Талькав и почему он остановился.
— Он спрашивал меня, куда мы едем: в Кармен или в Мендосу, — ответил Паганель, — и очень удивился, получив отрицательный ответ на оба свои вопроса.
— В самом деле, наш маршрут ему должен казаться странным, — сказал Гленарван.
— Он говорит, что мы «никуда не едем».
— Окажите, Паганель, в состоянии ли вы объяснить ему цель нашей экспедиции и почему мы едем всё время на восток?
— Это будет чрезвычайно трудно, — сказал Паганель, — потому что индейцы ничего не понимают в градусах широты и долготы, а история с документом покажется Талькаву совершенно фантастической.
— Интересно знать, — спросил майор, — чего не поймёт Талькав: рассказа или рассказчика?
— Ах, Мак-Набс, — возразил Паганель, — вы до сих пор не верите в мой испанский язык!
— Что же, попробуйте, дорогой друг!
— Попробую.
Паганель снова подъехал к патагонцу и заговорил с ним, часто останавливаясь из-за нехватки слов, из-за трудности объяснить отвлечённые понятия дикарю, привыкшему только к конкретным представлениям и образам.
Любопытно было смотреть в это время на учёного. Он жестикулировал, возвышал голос иногда до крика, ёрзал в седле, гримасничал. Крупные капли пота стекали по его лбу. Когда язык оказывался бессильным, он пускал в ход руки. Наконец, соскочив с седла на землю, он начертил на песке географическую карту с перекрещивающейся сеткой меридианов и параллелей, где были обозначены оба океана и проведена линией дорога в Кармен. Никогда ещё ни один учитель не был в таком затруднении. Талькав ни словом не прерывал учёного и следил за ним неотрывно, но нельзя было угадать, понял ли он хоть что-нибудь из его слов. Урок географии продолжался около получаса. Наконец Паганель умолк, вытер пот с совершенно мокрого лица и поднял глаза на пата-гонца.
— Понял он? — спросил Гленарван.
— Сейчас узнаю, — ответил Паганель. — Но если он не понял, я бессилен!..
Талькав был неподвижен. Он молчал. Он не сводил глаз с чертежа на песке, постепенно стирающегося ветром.
— Ну, что же? — спросил его Паганель.
Талькав как будто не расслышал вопроса. Паганелю уже чудилась ироническая улыбка на устах майора. Желая спасти своё достоинство, он начал было с новой энергией повторять свой урок географии, но патагонец жестом остановил его.
— Вы ищете пленника? — спросил он.
— Да, — ответил Паганель.
— И как раз на линии, лежащей между восходом и заходом солнца? — продолжал Талькав.
— Да, да! Именно так!
— В таком случае, идём на восток, если понадобится — до самого солнца! — просто закончил Талькав.
Торжествующий Паганель поспешил перевести ответ индейца своим спутникам.
— Какое умное племя! — воскликнул он. — Из двадцати моих соотечественников-крестьян девятнадцать ни черта не поняли бы в моих объяснениях!
Гленарван попросил Паганеля узнать у Талькава, не слыхал ли он о европейцах, попавших в плен к какому-нибудь из индейских племён.
Паганель перевёл вопрос и умолк, ожидая ответа.
— Как будто слыхал, — ответил Талькав после некоторого размышления.
Не успел Паганель перевести своим спутникам этот ответ, как все они тесным кольцом окружили патагонца. Они засыпали его вопросами, забывая, что он не понимает их языка.
Взволнованный Паганель, с трудом подбирая слова, продолжал допрашивать Талькава. Все взоры были прикованы к лицу индейца, стремясь прочесть на нём ответы раньше, чем слова сходили с его уст.
Паганель переводил на английский язык речь Талькава слово за словом.
— Кто этот пленник? — спросил Паганель.
— Это чужестранец, — ответил Талькав, — европеец.
— Вы видели его?
— Нет, но о нём говорили многие. Это храбрец! У него сердце быка.
— Сердце быка! Какой замечательный образ! Вы поняли, друзья мои, это значит — мужественный человек!
— Это мой отец! — воскликнул Роберт Грант. И, обращаясь к Паганелю, он спросил:
— Как сказать по-испански: «Это мой отец»?
— Es mio padre, — ответил географ.
Роберт, схватив Талькава за руку, взволнованно сказал ему:
— Es mio padre!
— Suvo padre?[39] — спросил патагонец.
Он обнял мальчика, снял его с седла и посмотрел ему в глаза с явной симпатией.
По умному лицу патагонца пробежала тень волнения.
Но Паганель ещё не кончил допроса. Где находится этот пленник? Что он делает? Когда Талькав в последний раз слышал о нём?
Все эти вопросы он выпалил сразу.
Ответы не заставили себя ждать. Патагонец сообщил, что европеец был пленником кочевого племени, странствующего по пампасам между Рио-Колорадо и Рио-Негро.
— Где же он был в последнее время?
— У кацика Кальфукура, — ответил Талькав.
— Это на дороге, по которой мы едем?
— Да.
— Кто этот кацик?
— Вождь индейцев-поюхов, человек с двумя языками и двумя сердцами.
