Александр Грачев - Тайна Красного озера
Быстро перезарядив берданку, таежник вложил разрывную пулю. Но он не двигался с места, напряженно вглядываясь в кусты, где возился хищник. Убедившись, что зверь не уходит, видимо, раненый смертельно, Пахом Степанович быстро перебежал лужайку и укрылся за кустом тальника. Отсюда ему отчетливо стало видно длинное белесоватое тело тигра. Зверь барахтался, крутился на одном месте, словно на привязи. С Пахомом Степановичем редко бывало, чтоб он долго целился, но на этот раз он с минуту ловил голову хищника на мушку. Вот, наконец, зверь поднялся на передние лапы и высоко вытянул длинную шею с тупой мордой. Видимо, он пытался сделать прыжок. Прогремел выстрел, и тигр ткнулся мордой в траву, затих.
Только мерин громко храпел, разбрасывая вокруг себя землю.
Пахом Степанович снова перезарядил берданку, выстрел снова прогремел в предрассветной тайге. Перед утром далеко раскатывается эхо среди распадков и долин. Таежник настороженно подошел к хищнику. Он лежал, длинно вытянувшись, на брюхе, подмяв одну переднюю лапу своим телом, другую выбросив далеко вперед. Задние ноги оставались упертыми в землю, словно тигр продолжал готовиться к прыжку. Но он был мертв.
Это был взрослый, но еще молодой зверь. На светложелтой, почти белой шкуре едва выступали рыжеватотемные поперечные полосы. Огромная морда с кошачьими усами была в крови. Разрывная пуля угодила хищнику чуть ниже уха, в скулу, сделав там большую рану. Другая рана, видимо, - первая, оказалась почти посредине спины. Пахом Степанович прощупал хребет тигра и обнаружил, что он перебит.
- Отпрыгался, стервец! - со злорадством проговорил таежник и направился к мерину.
Конь лежал пластом, откинув голову и судорожно вытянув ноги. Он уже не бился, а лишь протяжно и хрипло вздыхал. Позади гривы, на спине и по всему боку зияли рваные раны. Под шеей, против горла, тоже была открытая рана, и из нее со свистом вырывалась ярко-красная кровь.
Завидя Пахома Степановича, мерин хотел было поднять голову, но сил не хватило; он лишь скосил на хозяина страдающий глаз.
- Пришел и твой конец, милый, - с горечью произнес Пахом Степанович. - Прости, паря, что накликал на тебя такую беду… - И таежник смахнул скупую слезу. Он подошел к лошади и выстрелил ей в затылок.
- Чем мучиться… уж так легче - бормотал он, как бы оправдывая себя.
Таежник постоял с минуту возле мертвого мерина, отдавая последнюю дань своему верному помощнику, затем, тяжело вздохнув, медленно зашагал к костру.
Между тем быстро наступило утро. Тайга проснулась, и на все голоса загомонили ее обитатели. Восточный край неба сиял в ярком золоте готового показаться солнца. Скоро оттуда выбросился гигантский веер лучей, опоясавших все небо.
Невеселые думы теснились в голове старого таежника, когда он стал раскладывать вьюк. Седло, запас овса и шкуру рыси приходилось бросать. Остальное он сложил в один вьючный мешок и попытался поднять его. Ноша оказалась тяжелой, но это, видимо, не смущало таежника, потому что он сунул в мешок еще и уздечку и канат. Ремнями, отрезанными от седла, он туго стянул мешок и приспособил к нему заплечные лямки. Груз получился настолько тяжелый, что поднять его на спину можно было, только сев на землю.
Наскоро позавтракав, Пахом Степанович, нагруженный до отказа, покачиваясь, двинулся по затесам на перевал.
Раза три пришлось ему делать остановку для отдыха, пока он достиг вершины. Там скрепя сердце выбросил из мешка уздечку и лишние ремни. Оставался еще как ненужная вещь канат, но старый таежник не хотел с ним расставаться - уж очень добротным он был: метров тридцать в длину, нетолстый, сплетенный из хлопчатобумажной нитки, прочный и весил два-три килограмма.
- Пожалуй, пригодится, - сказал себе Пахом Степанович, засовывая канат обратно в мешок.
Изнывая под тяжестью и жгучим солнцем, обливаясь потом, Пахом Степанович неутомимо шел вперед. Он редко отдыхал в этот день и миновал два ночлега Дубенцова и Анюты. Его отделяло теперь от них расстояние двухдневного перехода.
На следующий день он прошел это расстояние, достигнув совсем свежих остатков бивуака заблудившихся.
Они здесь были прошлой ночью. Пахом Степанович волновался: ведь Дубенцов и Анюта совсем близко! Глаза таежника лихорадочно блестели. За эти два дня, в которые он сделал без лошади такой форсированный марш с огромным грузом, Пахом Степанович настолько исхудал, что на его почерневшем лице остались лишь заостренные скулы, неровный острый нос да смоляная борода.
Теперь ему предстояло сделать последнее усилие - и цель будет достигнута: он нагонит Дубенцова и Анюту!
До заката солнца оставалось более часа, и Пахом Степанович не стал задерживаться у остатков последнего ночлега геологов. Он шел теперь быстрее обычного. Пот градом катился с его лица, и Пахом Степанович поминутно обмахивал лицо рукавом жесткого дождевика. В одном месте из-под его ног с оглушительным шумом поднялся выводок каменных рябчиков. Пахом Степанович даже не оглянулся на них.
Перед закатом солнца таежник вышел на край гряды сопок и увидел впереди себя унылую, однообразную равнину. Она расстилалась к востоку и юго-востоку насколько хватал глаз, и была покрыта старым еловым лесом.
В сумрачной вечерней дали едва вырисовывались сопки и горы, подымающиеся за равниной.
Затесы уходили вниз по склону и привели Пахома Степановича в еловый лес. Вдруг он остановился со всего ходу, прислушался. Откуда-то с левой стороны до его слуха донесся очень далекий, едва уловимый лай собаки. Где-то, видимо, менее чем в полукилометре от него подавал голос его верный Орлан, ушедший с Дубенцовым. Пахом Степанович прислушался еще раз, но лай теперь был глуше, словно он удалялся.
Пахом Степанович сразу же забыл и о затесах, и о том, что надвигается ночь. Затесы забирали вправо, тогда как лай слышался с левой стороны. Чтобы не делать по затесам крюка, как он считал, Пахом Степанович решил идти прямо на звук, уверенный в близкой встрече с Дубенцовым и Анютой. Пусть наступает вечер, он выстрелами даст знать о себе.
В тайге все сильнее сгущались сумерки, и это обстоятельство особенно подгоняло Пахома Степановича. Он быстро шел вперед, предвкушая радость встречи. Путь ему прегрешила неширокая, но бурная речушка. Она оказалась довольно глубокой, и Пахом Степанович по шуму воды стал отыскивать перекат - обычно самое мелкое место в таежных речках. Поминутно натыкаясь на поваленные деревья, продираясь сквозь колючие кусты шиповника, он долго шел вдоль берега прислушиваясь.
Наконец послышался шум переката. Вооружившись палкой, таежник ступил в воду. У берега глубина оказалась небольшой, но к середине становилось все глубже и глубже. Вот уже вода залилась в бродни, подобралась к поясу.
