Рудольф Лускач - Завещание таежного охотника
Я устал и ушел в палатку. На импровизированной скамеечке сидела Тамара, и мне показалось, что я пришел не вовремя. Хотел выйти, но Олег меня остановил.
— Тамара ждала только вас, чтобы я не оставался один, и хочет идти спать к себе в палатку.
Через минуту Тамара ушла. Я был утомлен и с наслаждением растянулся на своем ложе, но еще допивал взятую с собой кружку чаю.
Некоторое время Олег молча смотрел на меня, потом подпер голову рукой, и его лицо приняло сосредоточенное выражение. Окинув взглядом вокруг себя, он просящим голосом произнес:
— Рудольф Рудольфович, будьте добры, взгляните, нет ли кого-нибудь около нас?
Я принял эту просьбу за причуду больного, но все же пошел посмотреть. Костер медленно догорал, и все уже разошлись по своим палаткам.
Олега это успокоило, и, когда я опять улегся, он, немного подумав, заговорил полушепотом:
— Мне нужно кое в чем открыться перед вами, при иных обстоятельствах я бы, пожалуй, этого не сделал. Но сегодняшний случай наглядно показал, что дальше молчать нельзя. Прежде чем объясню в чем дело, я бы хотел знать, что вы думаете о сегодняшнем нападении.
— Что о нем думать? Я не совсем понимаю, что о нем следует думать. Тайги я не знаю и склоняюсь к мнению Шульгина. Видно, тут пошаливает какая-то банда.
— Так. А вас не удивляет, что эти бандиты стреляли именно в меня?
— Ей-богу, об этом я не задумывался. По-видимому, это случайность. Какой интерес неизвестным злоумышленникам отправлять на тот свет именно вас?
Лицо Олега омрачилось, и он чуть ли не шепотом произнес:
— Целились в меня. И к тому есть веская причина…
Я с недоумением посмотрел на геолога, не бредит ли он в жару, но его лицо было ясно, хотя, быть может, несколько осунулось. Говорил он вполне серьезно.
— Не понимаю вас, — пробормотал я.
— Охотно вам верю. Но поймете, когда я открою вам свою тайну. Только прошу вас, то, о чем вы сейчас услышите, должно остаться между нами.
— Это я вам обещаю. Только скажите, пожалуйста, почему вы именно меня хотите посвятить в то, что нужно держать в тайне?
— Я долго раздумывал, кому мне следует довериться: Чижову, Тамаре или вам? Чижов, пожалуй, был бы наиболее надежным, но я передал ему письмо от дяди, и, чего доброго, он бы мне не поверил. Тамаре? Не хочу ее излишне волновать. Итак, я выбрал вас. Я убедился в вашем искреннем отношении ко мне и благодарен вам. Вы сблизили меня с Тамарой. Немаловажным поводом было также ваше подозрение… что я скрываю истинную причину трудной поездки к Сурунганским горам, или, вернее, к горам Ста голосов. Я увидел, что вы не очень-то легковерны, случайно услышав еще в Вертловке ваш разговор с Чижовым. Мне нравилось ваше убеждение, что мой дед, Иван Фомич Феклистов, был выдающимся человеком и не менее выдающимся геологом. Это и решило. А теперь слушайте.
— …Я еще был мальчиком, когда однажды дедушка посадил меня на колени и сказал:
— Ты должен стать геологом. Тебя ждет в тайге большая работа. И если ты будешь хорошим и трудолюбивым специалистом, сделаешься известным человеком…
Я запомнил его слова. Я стал геологом и посвятил себя науке, которая занимается землей, ее недрами, минеральным составом и строением земной коры от начала ее образования и до наших дней. Геология настолько меня заинтересовала, что ни для чего иного у меня не оставалось времени.
Шли годы. И вот однажды ко мне заглянул неожиданный посетитель. Старый, весьма солидно выглядевший мужчина, немного с жирком, сутулый. Он представился Николаем Никитичем Парфеновым, бывшим другом моего дедушки, Ивана Фомича Феклистова.
Он рассказал о дедушке так много подробностей, что у меня не возникало сомнений в правдивости его слов.
Он показывал мне даже письма дедушки. Я узнал его почерк, а обращение «дорогой мой спаситель Николай Никитич» являлось достаточным доказательством, что мой дед действительно когда-то ценил посетителя. Я попросил мать, которая, кстати сказать, в это время гостила у меня, устроить ужин получше, желая соответственным образом угостить столь редкого гостя.
Только после ужина выяснилось, зачем меня разыскал этот человек. Он приехал в Ленинград по семейным делам и, пользуясь случаем, осведомился о моем отце. Узнав, что его давно нет в живых, разыскал меня. Пришел, прежде всего чтобы познакомиться, а также чтобы одновременно попросить на память одну книжку. Я удивился, но он с улыбкой повторил:
— Да, только одну книгу. Запретный при царском режиме томик стихотворений Пушкина.
Эта книжка для него, объяснил Парфенов, имела большое значение, поскольку дед ее очень любил, часто декламировал по ней стихи великого поэта, делал в ней заметки, и она стала близка сердцу Николая Никитича. Поэтому он и просил эту книгу.
Я был несколько удивлен необычным и довольно скромным желанием и даже уже направился в библиотеку, намереваясь отыскать книжку. В это время мама подавала чай, и, услышав, что я ищу, задумалась, а затем вызвала меня в соседнюю комнату.
— Ты, мальчик, забыл, что я тебе говорила? Припомни дедушкино письмо о том, что в этой книге твой отец найдет ценные данные о тайге. Только из-за преждевременной папиной смерти она целые годы лежит незамеченной. Сколько раз я тебе говорила: просмотри ее внимательно. Ты же совсем погряз в научных книгах и не имеешь времени прочесть книжку, на которую так часто ссылался дедушка… Теперь за ней приезжает из Сибири человек и ты хочешь ее отдать. Плохо ты ценишь память о дедушке.
Мама была права. Я обнял ее и вышел к гостю. Объяснил ему, что этой книжки не могу отдать. Может быть, его удовлетворит какая-нибудь другая памятка? Николай Никитич очень расстроился и в конце концов предложил мне за нее удивительно высокую цену. Мол, не хотел меня обидеть, но книжка — это его мания, и потому он бы за нее заплатил.
Однако я остался при своем решении, и посетитель вскоре ушел. На прощание он подчеркнул, что понимает меня, но может быть, я еще раздумаю, и поэтому он позволит себе зайти перед отъездом.
Вполне понятно, неожиданный посетитель после длительного периода снова разбудил воспоминания о дедушке. Я разыскал старые бумаги отца и начал просматривать их. Здесь были письма, которые отец писал с фронта во время первой мировой войны. В последнем письме он мечтал о том, что приедет в отпуск, восторгался мамой, мной и только что родившейся сестренкой. Но не приехал! Накануне отъезда домой он погиб…
Среди всевозможных писем и докладов лежал большой конверт, на котором маминым почерком было написано: «Завещание дедушки». Я когда-то уже читал пожелтевшие странички писем, телеграмм… Признаюсь, что теперь я почти ничего не помнил и поэтому сейчас читал все это с большим интересом. Письмо было адресовано моему отцу. В нем говорилось:
